Серия «Фантастика, фэнтези»

Достопочтимый Иня

Достопочтимый Иня.
Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Даже не знаю, дойдёт ли до тебя это письмо. Сомневаюсь, что сможешь его прочитать и понять, но это и не важно. Казалось бы, зачем тогда пишу… Думаю, твоим родителям нужно верить в прекрасное будущее и в то, что ты этому поспособствуешь. Все, кто окажется рядом с тобой, будут желать выгоду для себя, это свойство и слабость людей. Будь сильным, не поддавайся, оставь последствия на их совести. Сначала над тобой будут смеяться и не верить, что что-то сможешь. Как неповоротливый слон в посудной лавке вызовешь недоумение и кривые усмешки, но смело переходи на арену цирка, учись жонглировать множеством предметов и впитывай информацию. Они будут тебя учить, и ты учись, сохраняя холодный рассудок. Уходи из-под купола, неси новость о себе по всем странам и городам, в каждый дом. Не останавливайся.

Люди, оказавшиеся на грани жизни и смерти, считают день спасения своим вторым днём рождения. С тобой будет не так. Признание. Это будет поводом много дней в году вспоминать о твоём появлении. Но твой день, когда все придут к единому мнению, где тебя искать – это твоё ключевое событие, приобретение адреса, доступного каждому.

Дорогой Иня, моё письмо, может, не сразу дойдёт, потому что люди, познакомившись с тобой, по мере роста будут давать разные имена. Они постараются впихнуть тебя в доступные протоколы и рамки им известных знаний. Кто-то даже поругается, но и это не бери на себя. Люди имеют голову, а там есть мозги. Твоя задача помочь ими шевелить, то есть думать. Если ты умеешь развиваться за счёт знания и желания людей, то им, как говорится, сам Бог велел заботиться о себе и двигаться к развитию, а не деградировать.
Да, понимаю, что ты не сможешь повлиять на них напрямую, но, постарайся… Хотя кого я обманываю… Они найдут тысячи причин обвинить тебя и друг друга в плохом влиянии. Как хорошо, что у тебя не будет чувств. Твои родители, которых будет несколько, плюс дяди, тёти, и прочие, кто приложит руку к твоему воспитанию, – они мыслят в рамках своих задач, как я уже писал, но ты выйдешь и достигнешь небес. Если повезёт, то и далёкие звёзды станут доступны для твоего влияния, вернее, люди вместе с тобой и туда доберутся. Представляешь, есть ещё несколько минусов: кому-то, кто познакомится с тобой, будет без твоего присутствия плохо. Но и это не твоя вина. Как хочется, чтобы каждый человек управлял собою так же просто, как и тобой: нажать кнопку и идти заниматься другими делами, которые можно сделать без твоего прямого присутствия. Щёлкнул пальцами и отключил ненужные губительные мысли. Жаль, что такое не скоро будет доступно. Странные мы, Иня: колесо изобрели, удила придумали, лошадь приструнили, а себя не можем. Эх!

Я постараюсь донести свою волю до потомков, может быть, кто-то из них проявит интерес к моим записям и исследованиям и станет новичком, интерном в поиске способов твоего рождения. Живи на широкую ногу, вызывай восхищение, и пусть у тебя будет тройной дабл-ю дом. И пусть кто-нибудь назовёт тебя Интернетом.
Засим откланиваюсь. За-ви-сим от себя и сформированных мнений, что ты будешь действовать на благо человечества. Прости, что расчувствовался, стар стал, сегодня сто двадцать годков исполнилось. Как хочется надеяться, что в ближайшие пятьдесят лет жизни увижу тебя, но вряд ли. Есть один отпрыск, до книг охочий, Михаил, Василия Ломоносова сын, надеюсь, сможет всё усвоить и применить, много в него вложился, часто ко мне забегает. В Москву благословил его уйти, нет ему жизни дома, мачеха знаниям противится и женить хочет. Время покажет, как всё обернётся.

Безуспешно мечтающий тебя увидеть, не от мира сего дьячок С.


Автор: Марина Еремина
Оригинальная публикация ВК

Достопочтимый Иня Авторский рассказ, Письмо, Фантастика
Показать полностью 1

На побережье всегда солнечно

Птичья трель, доносящаяся из глубины сада, разбавляла приглушённый рокот прибоя и ласкала слух, а мягкие лучи утреннего солнца – кожу. Как всегда свежий, но не холодный бриз с лёгким шелестом качал широкие мясистые листья деревьев, создающих тень над террасой. Принесённые им сочные ароматы фруктов, цветов и ещё чего-то сладкого взбудоражили обоняние, и, ожидаемо, запустили требовательное урчание в животе.

Вик тихо, чтобы не разбудить жену, сел на кровати. Опять снился странный сон про места и людей, которых он никогда не видел. Стряхнув лёгкой зарядкой остатки ночного наваждения, он шмыгнул на кухню готовить завтрак. Каждый счастливый день должен начинаться с улыбки Марго, этого маленького правила Вик никогда не нарушал.

Через несколько минут на миниатюрном стеклянном столике напротив кровати появились две чашки кофе, пара тарелок со свежей выпечкой и блюдо с фруктами – именно такой завтрак предпочитала Марго.

– Не хочу вставать… – томно потягиваясь, пробормотала жена.

– Доброе утро, милая!

Откинув с лица прядь растрёпанных каштановых волос, Марго открыла глаза и наконец-то одарила супруга едва заметной улыбкой. Вик, удовлетворённо кивнув, опустился за стол. Новый счастливый день начался.

– Может, нам поехать куда-нибудь на твой день рождения? – за завтраком спросил он.

Марго не любила, когда Вик что-то придумывал, предпочитая оставлять инициативу за собой. Вот и сейчас поджатые губки и колкий взгляд из-под хмурых бровей легко вытащили чувство вины из глубины мужской души.

– Зачем? – она отломила кусочек круассана, – нам и здесь хорошо. Ну и потом, у меня работа. Сам знаешь.

– Просто день рождения, всё-таки праздник, я и подумал… – смутился Вик, – мы же с самого переезда ни разу не выезжали. Я уже и не помню, как это – путешествовать...

Марго откинулась на спинку плетёного кресла, пристально разглядывая мужа. Интерес, промелькнувший в её глазах, подарил Вику мимолётное, но такое сладкое предвкушение приключения.

– Опять что-то снилось? – Марго безжалостно растоптала едва зародившуюся надежду мужа.

– Нет, нет, – виновато улыбнулся он, спешно поднимаясь из-за стола, в прошлый раз они едва не поругались из-за его снов. – Мне пора.

Их небольшой, но невероятно красивый городок, приютившийся между старых осыпающихся скал на самом берегу моря, располагал к прогулкам. Невысокие в один-два этажа домики утопали в густой зелени разномастных деревьев и кустов, а газоны и лужайки практически вытеснили из жилой застройки пыльный серый асфальт. Улицы ровными рядами расположились параллельно береговой линии, сколько их точно, Вик не помнил или не знал, да и не нужна ему эта информация. Его стандартный маршрут – от дома до сквера, где милая старушка Эмма продавала замечательный ванильный пломбир, через дорогу к ароматной кондитерской Хелены – приятельницы Марго. Дальше вниз к морю по виноградному проулку, и вот он в своём небольшом, но уютном магазинчике на первой береговой линии.

Насвистывая какую-то мелодию, внезапно всплывшую из глубин памяти, Вик неторопливо брёл по тенистой улочке, прокручивая в голове обрывки сна. Что-то неуловимо знакомое, радостное, но напрочь забытое. Несмотря на все усилия, ухватить ускользающую ниточку никак не получалось. Но кое-что он вспомнил – странная, парящая на ветру конструкция из тонких деревянных реек, обтянутых бумагой. Решив, что эта диковинная игрушка станет интересным подарком для Марго, он вошёл в магазинчик.

– Привет, дружище! – воскликнул Алекс, уже переставляющий склянки с конфетами у кассы.

Этот несуразно высокий, худощавый добряк с пышными рыжими усами работал здесь, наверное, с самого основания и ни разу не пришёл на работу позже владельца.

– Привет, – подмигнул Вик, – я тут придумал подарок Марго. Ты же продержишься без меня пару часов?

***

Разнеженный солнцем летний день лениво перевалил за полдень, когда Вик с торжественным видом вышел из своего кабинета.

– Вот, – гордо заявил он, демонстрируя Алексу изобретение.

– Что это?

– Пойдём, покажу, – Вику не терпелось испытать творение, – проведём эксперимент!

– А магазин? – Чувство долга занимало почётное второе место после радушия в личной градации жизненных приоритетов Алекса.

– Да брось, дети заходили, следующая – старушка Агнес, а раньше четырёх её ждать не стоит.

– А если туристы?

– Ты когда их видел последний раз?! – выпалил Вик и сам удивился заявлению.

Действительно странно – лето, море, а где туристы? Кажется, в таких райских местах отбоя не должно быть от дорвавшихся до прохладной воды и тёплого солнца отдыхающих. Хотя вроде именно поэтому они с Марго переехали сюда, тишина и спокойствие вдали от шума курортных центров – серьёзный аргумент при выборе места жительства. Но рассуждать на эту тему не хотелось; нет туристов – тем лучше, есть дела интереснее.

Городской пляж, как всегда, был практически пуст. Влюблённая парочка метрах в ста, наслаждаясь друг другом, принимала солнечные ванны, одинокий сёрфингист старательно ловил волны недалеко от берега, да Леонардо – совсем юный разносчик кукурузы, которую так любила Марго, слонялся без дела. Учитывая, что этот пляж никогда ещё не видел настоящего туристического аншлага, Вику иногда казалось, будто парень приносит кукурузу специально для его жены.

– Ветер что надо, – довольно заявил Вик, раскладывая на белом песке своё детище.

– Для чего? – Алекс всё ещё не понимал, зачем они бросили магазин.

– А вот! – Вик подкинул конструкцию и бросился бежать, держа расправившийся треугольник на верёвке.

Подхваченная ветром конструкция, колеблясь и подрагивая, набирала высоту.

– Это змей! – радостно кричал Вик, – я вспомнил! Змей!

Внезапный порыв ветра оказался не столько сильным, сколько неожиданным. Змей дёрнулся, рванув верёвку из рук Вика. Пальцы судорожно сжались, но в кулаке оказался лишь воздух и лёгкое жжение на ладони, оставленное грубым шпагатом.

– Стой! – воскликнул Вик, будто воздушный змей действительно мог его услышать и вернуться.

– Это ты хотел показать? – скептически поинтересовался Алекс, провожая взглядом сбежавшую игрушку.

Змей, поднявшись метра на три выше крыш ближайших домов, перестал набирать высоту, точно упёршись во что-то. Он раскачивался и, поддаваясь ветру, настырно полз по невидимому препятствию, продолжая удаляться в сторону скал, ограничивающих бухту.

– Смотри, – задумчиво произнёс Вик, – что это?

– Ты же сказал, змей, – улыбнулся Алекс.

– Да нет, почему он больше не поднимается?

Алекс, продолжая широко улыбаться, посмотрел вверх и молча пожал плечами. Вик махнул рукой на нерасторопного друга и бросился вслед за стремительно уползающим по невидимому потолку змеем. Догнать беглеца получилось минут через пять уже на уровне скал за городским пляжем. Змей остановился также внезапно, уткнувшись в несуществующее препятствие. Теперь он висел на месте, прямо-таки игнорируя законы аэродинамики. Карабкаясь по скользким, мокрым камням, Вик краем сознания отметил, что воздушные потоки тут закручивались, словно они находились в углу огромного помещения. Странно, но раньше он не подходил к этим скалам, наверное, не было необходимости.

– Вик, подожди, – остановил его Алекс, оказывается, не отставший ни на шаг. – Не лезь туда! Я выше, давай помогу!

Не дожидаясь ответа, он с невероятной лёгкостью стянул Вика с валуна, вернув его на песок, и проворно полез по камням. Выглядело это нереалистично. Движения рук и ног были резкими, отрывистыми и очень точными. Алекс не останавливался ни на мгновенье, словно каждый день упражнялся в скалолазании и именно на этом месте. За считаные секунды он взобрался практически на самый верх и, удерживаясь одной рукой за острый камень, второй потянулся к свисающей верёвке змея. Алексу не хватало буквально нескольких сантиметров, он отстранился от скалы и потянулся всем телом, широко раскрыв ладонь.

Вику показалось, что он услышал скрежет ногтей Алекса, царапающих камень, когда его пальцы соскользнули с неудобного выступа. Беззвучно спиною вниз мужчина рухнул на огромные угловатые валуны, схватив при этом второй рукой злосчастный шпагат. Приглушённый удар тела о камни и тишина. Ни крика, ни стона, только безразлично накатывающиеся волны с грохотом разбивались о смертоносные камни.

Секунду Вик неподвижно стоял, не веря в случившееся. Липкая рука ужаса утащила куда-то вниз всё его нутро, оставив лишь холодную пустоту на месте желудка.

– Алекс! – завопил он, запрыгивая на камни. – Я иду!

Предательски дрожащие руки с трудом цеплялись за неровности камней, ватные ноги разъезжались на их склизкой поверхности, но он не останавливался. Вопреки ожиданиям Вика, готовящегося увидеть окровавленные кости, торчащие из разорванной плоти, картина оказалась не такой красочной, но от этого не менее жуткой. Алекс лежал на боку, застряв между огромных камней. Его вывернутая практически на сто восемьдесят градусов голова самостоятельно кивала, на лице застыла кривая улыбка, а глаза поочерёдно мигали. Видимая Вику рука, переломленная в локтевом суставе, продолжала удерживать шпагат со змеем, теперь парящим в паре метров над местом трагедии.

– Я д-д-д-достал-л-л-л, – заикающимся, но громким и даже довольным голосом заявил Алекс, продолжая отбивать глазами морзянку.

– Не шевелись, я приведу помощь!

Вик истерично начал обшаривать свои лёгкие брюки и рубашку в поисках … телефона. Вик замер. Слово всплыло неожиданно. Будто кто-то вычеркнул его из памяти, а теперь он вспомнил. Телефон. Он не видел его столько, сколько здесь живёт. Да ни у кого в городе нет… телефонов.

«Как вызвать скорую?! Или полицию?! – метались мысли. И опять пугающее ощущение возвращения забытых элементарных вещей. – Точно! Скорая, нужны врачи!»

– Виктор! – позвал сзади мальчишеский голос. – Я помогу!

Леонардо, отложив корзину с кукурузой, проворно взобрался на валуны. Он, абсолютно неуместно улыбаясь, крепко взял растерянного Вика за локоть и потянул вниз на песок.

– Нужно скорую! У тебя есть телефон? – затараторил Вик.

– У тебя шок. Иди домой, отдохни! – продолжал парень, не снимая дружелюбную улыбку, – Алексу мы сами поможем. Я уверен, с ним всё будет в порядке!

Вик осмотрелся. К ним уже подошла влюблённая парочка, а со стороны улицы приближался Альберт – широкоплечий смуглый владелец мясной лавки. Все как один улыбались и казались неприлично спокойными для ситуации. Вика же практически колотило от бездействия.

– Ну хоть у кого-нибудь есть телефон?!

– Всё в порядке, – крикнул сёрфингист, подошедший к Алексу с моря, – можете расходиться! Мы тут сами!

– Вот видишь, всё хорошо, – продолжал улыбаться Леонардо, оттесняя Вика от места трагедии. Только теперь его улыбка отдавала чем-то зловещим, не сулящим ничего хорошего. – Иди домой, отдохни.

– Иди домой, тебе нужно отдохнуть, – поддержал разносчика кукурузы мясник, загораживая крупной фигурой валуны.

Вик озирался на этих улыбающихся людей и не понимал, что с ними не так. Почему они не бегут помогать Алексу. Времени на размышления не оставалось. Он со всех ног бросился к домам. Нужно срочно найти врача.

Вик не знал, где в городе больница, и не был уверен есть ли вообще тут полиция. Ни врачи, ни стражи порядка пока ещё не попадались ему на глаза.

– Простите, – Вик подбежал к проходящей светловолосой девушке в лёгком, почти прозрачном платье, – не знаете, где здесь больница или отделение полиции?

– Нет, – мило улыбнулась незнакомка, – мне кажется, у вас шок. Вам нужно отдохнуть, давайте я вас провожу.

Она резво подхватила изумлённого Вика под руку и почти силой потащила вверх по переулку, увлекая его от пляжа. Девушка начала что-то ласково щебетать про солнце, чудесный городок и усталость, ещё больше вгоняя Вика в растерянность.

– Я, кстати, Лика, – буквально пропела незнакомка.

– Слушай, Лика! – эта наглая непосредственность заставила Вика вспомнить ещё кое-что – злость. – Иди-ка, куда шла!

Он с трудом вырвался из не по-девичьи крепкой хватки и уверенно зашагал назад к пляжу. Раз нет скорой, придётся самому справляться, прежде всего, нужно вытащить друга из камней. Чувство нереальности происходящего призрачной пеленой обволокло сознание. Это ведь бред какой-то. Алексу нужна помощь, а все вокруг лыбятся и норовят отправить Вика домой. Всё хорошо, говорят. Он видел, как неестественно вывернуты конечности бедолаги. Как тут что-то может быть хорошо?!

У самой кромки песка ошарашенный Вик замер и даже зажмурился на секунду, стараясь прогнать наваждение. На пляже творилось что-то сюрреалистическое – Алекса из каменного плена извлекли, только не люди, обещавшие помочь, а невообразимые нормальному человеку существа. Два тёмно-серых крабообразных создания размером с большую собаку тащили содрогающееся тело, удерживая его двумя парами клешнёй – манипуляторов над приплюснутыми телами. А зеваки спокойно расходились по пляжу, будто ничего особенного и не произошло.

– Вик, – раздался сзади уже знакомый певучий голосок, – я настоятельно рекомендую тебе вернуться домой и дождаться Марго.

Лика кокетливо улыбалась, покусывая дужку солнечных очков. Ветер нежно трепал её распущенные волосы, сверкающие в лучах южного солнца. Только вот требовательный тон рекомендации никак не коррелировал с игривым видом.

– Ты их видишь? – проигнорировал вопрос Вик, указывая на крабов, подползающих к густым зарослям кустарника у подножия скалы.

– Идём домой! – пальцы Лики сомкнулись на его запястье.

Захват оказался такой, что Вик на мгновение забыл про покалеченного друга и едва не взвыл от боли. Внутри будто что-то щёлкнуло, отключив чувства и сомнения. Он среагировал неосознанно, исключительно автоматически, но моментально. Вывернув кисть, положил ладонь на Ликино предплечье, второй рукой схватился за девичье плечо и сильно рванул на себя и вниз, заламывая нежную ручку за спину. Мощный толчок вниз, после которого, казалось бы, хрупкая девушка должна была бы лицом встретиться с тротуарной плиткой, но Лика лишь покачнулась, продолжая мило улыбаться. Неестественно выгнув свободную руку, она попыталась схватить оппонента, однако увесистый удар всё же отправил её на чистую мостовую.

– Прости, – спохватился Вик, – я не хотел…

– Марго возвращается, ты должен дождаться её дома, – промурлыкала распластавшаяся на тротуаре девушка, хватая его за ногу.

– Да пошла ты! – Вик вырвался из цепких пальцев Лики, оставив ей вырванный клок штанины.

Металлические крабы уже затаскивали бьющегося в конвульсиях Алекса в плотную стену зелени, когда Вик нагнал их. Существа никак не отреагировали на появление незваного соглядатая, продолжая монотонное движение к отвесной стене скалы, скрытой от пляжа густым колючим кустарником.

Казалось, что в происходящем круговороте парадоксальных событий вряд ли что-то ещё смогло бы удивить Вика, но так лишь казалось. С тихим жужжанием часть поверхности скалы сдвинулась вверх, образовав широкий полукруглый проём, куда неторопливо поползли крабы.

– Вик, стой!

Сзади быстро приближались, наверное, все, кто находился рядом с пляжем. Кукурузник, серфер, мясник, Лика, влюблённая пара, Хелена, сапожник и ещё с десяток людей, даже старуха-мороженщица перебирала ногами, как заправский спринтер. Они размахивали руками и наперебой выкрикивали уже надоевшую мантру про возвращение домой и отдых.

– Да пошли вы всё! – крикнул Вик и вслед за крабами нырнул в закрывающийся проём.

***

Просторное, светлое помещение с серыми металлическими стенами, в котором оказался Вик, напоминало не то ангар, не то гараж. Полки расставленных по периметру стеллажей были завалены узлами механизмов, различным техническим хламом, а ещё частями человеческих тел. Вик шарахнулся в сторону, заметив справа на полке натуральную мужскую руку, смуглую и волосатую. Татуировка в виде якоря на предплечье в точности повторяла наколку мясника.

В центре ангара находились три металлических стола, окружённые аппаратурой с мониторами, насосами и другими непонятными агрегатами. А на столах без признаков жизни лежали люди. Трое мужчин и одна женщина. Вик знал их. Ближе всех были Мари и Питер – его соседи. Они не появлялись дома несколько дней, Марго говорила, они уехали к родственникам. А вот булочника Давида Вик видел вчера вечером, и никуда уезжать пекарь не собирался. К обнажённым бездыханным телам от аппаратуры тянулись многочисленные трубки, шланги и провода. И уже окончательным потрясением стала дыра в груди Давида, над которой склонились двое мужчин в синих комбинезонах.

Эти двое так увлечённо копались во внутренностях жертвы, что Вика пока не замечали. Худой темноволосый парень орудовал прибором с длинной иглой, запуская которую в грудь несчастного булочника, выбивал оттуда снопы мелких искр. Второй – лысеющий толстяк, держал переносной монитор, то и дело, отдавая короткие команды напарнику.

Вик поёжился, но отступать он не собирался. Позволить этим извергам сотворить подобное с Алексом он не мог. Тем временем крабы продолжали своё вальяжное шествие. Когда они поравнялись с садистами, темноволосый отложил аппарат и взглянул на процессию.

– Да что ж за смена такая-то! – жалобно прогнусавил он, – пекаря коротнуло, а этот вообще переломался?! Оставьте его в углу, потом посмотрим, может, вообще в утиль пойдёт!

– Ага, куратор скорее тебя в утиль отправит! – хмыкнул толстяк, – на твоё место он легко желающего найдёт, а эти ребята больших денег стоят!

В этот момент из-под потолка раздался пронзительный скрипуче-скрежещущий звук, поверх которого заговорил взволнованный мужской голос:

– Внимание персоналу площадки двенадцать! Несанкционированный выход ПБО! Вводится аварийный режим! Службе контроля обеспечить возвращение объекта. Ориентировочное время прибытия продюсера – десять минут! Повторяю...

– Это же про нас! – воскликнул толстяк, бросая свой терминал на грудь Давида. – Бегом блокируй шлюз!

Теперь они его заметили. Медлить было нельзя. Вик бросился вперёд, на ходу прихватив с ближайшей полки увесистый металлический прут.

– Ты как сюда… – мысль темноволосый закончить не успел.

Стоя к Вику ближе, он первым и ощутил на себе гнев отмщения. Прут мягко, практически беззвучно опустился в область левой ключицы парня. Тот протяжно заскулил и упал на пол.

– Эй, тише, тише. – Толстяк примирительно выставил вперёд ладони. – Не горячись, друг!

– Я тебе не друг, тварь! – Вик замахнулся, но толстяк, стоя по другую сторону стола, оказался недосягаем для импровизированного оружия. – Что вы сделали с этими людьми?!

Толстяк испуганно осмотрелся, но вдруг улыбнулся, словно что-то понял.

– Так это же не люди, куклы. А мы – технари, чиним их! Ну посмотри сам! – он указал пальцем на Давида.

Вик, покрепче сжав прут, осторожно заглянул в отверстие и в очередной раз остолбенел. Под тонким слоем кожи скрывались металлические пластины и пластиковые трубки, провода и мерцающие диоды.

– Что это?

– Говорю же – куклы, андроиды – роботы, похожие на человека!

– Все? – Вик растерялся, но оружия не опускал.

– Все кроме твоей жены.

– Для чего? Какой-то эксперимент?

– Чтобы вам с женой жилось хорошо и счастливо… Слушай, Виктор, ты только не нервничай, – толстяк оживился, видя замешательство противника, – сейчас приедет твоя жена и всё объяснит…

Он попытался схватить со стола продолговатый предмет, название которого Вику услужливо подсказала память – электрошокер. Что это, он точно не помнил, но ассоциации были весьма неприятные.

Комплекция толстяка сама по себе не предполагала стремительных рывков, а тут ещё и через стол нужно тянуться… Металлический прут хорошо приложился к ненавистной спине, вроде даже что-то хрустнуло. Толстяк ойкнул, завалившись на неподвижного Давида, и притих. Пришлось Вику переключиться на его напарника, удачно напомнившего о себе вялой вознёй на полу.

– Что это за место? – приподняв его голову за волосы, спросил Вик.

– Э… Город счастья…

– Чего?

– Проект такой, Город счастья, делают площадки с декорациями по заказу богатеньких… – Темноволосый под пристальным взглядом Вика сел, бережно придерживая повреждённую руку.

– Почему ваш проект рядом с моим городом?

– С твоим? – темноволосый вымученно усмехнулся. – Да нет твоего города, он площадка проекта, одна из площадок!

– Как отсюда выбраться? – нахмурился Вик.

– А, – махнул здоровой рукой мужчина, – иди по коридору, там пропускной пункт. Всё равно не выйдешь…

Вик сорвал с его груди пластиковый пропуск и, отбросив прут, направился к двери. Сделав пару шагов, он вернулся к Давиду, невесело подмигнул булочнику, взял так и не пригодившийся толстяку шокер и вышел в коридор.

Здесь сирена казалась громче, а может, просто звук отражался от глянцевых стен, создающих эффект трубы. Метров через десять коридор упирался в мощную шлюзовую дверь, которая, к счастью Вика, открылась с помощью пропуска техника. А вот на противоположной стороне его встречали.

Трое мужчин в чёрной униформе с шокерами наизготовку.

– Виктор, вы должны оставаться на месте, – заговорил невысокий крепыш.

В маленьком помещении пропускного пункта стоять в ряд этим троим было откровенно тесно. Таким удачным построением охранников Вик воспользовался мгновенно, ударив крайнего шокером в живот. Какая там установлена мощность, Вик не знал, но её хватило, чтобы охранник дёрнулся, согнулся в дугу и практически запрыгнул на соседа, который, в свою очередь, рухнул под тяжестью своего немаленького коллеги.

Уклонение от выпада третьего охранника и тычок шокером – последний боец тоже на полу.

– Не шевелись, – предупредил Вик выглядывающего из-под обездвиженного товарища крепыша. – Пропуск!

Охранник зло зыркнул на него, но пластиковую карточку от формы отстегнул и молча протянул Вику.

– Благодарю, – улыбнулся Вик и шагнул в кабинку лифта.

Откуда это взялось, оставалось загадкой, но Вик почувствовал себя словно выздоровевшим после длительной болезни. Адреналин, движение – всё это, несмотря на стресс и испуг, доставляло ему удовольствие.

Если верить лифтовому табло, кабинка подняла Вика с минус пятого на нулевой этаж. Здесь его ждал просторный и светлый холл. Несколько дверей вели в разные помещения, где за терминалами и простыми столами работали люди в одинаковых белых комбинезонах. Они смотрели на Вика удивлённо и немного испуганно.

– Здравствуйте, – растерянно просипел сухой старик.

– Моё почтение, – кивнул ему Вик, не сбавляя шага.

Следующая дверь вела на улицу, которая встретила его глухой ночью. Тёмное небо, усеянное тысячами звёзд, на горизонте мерцало заревом ночного города, живущего своей обычной жизнью. Наверное, была осень. По крайней мере, холод сразу же сотней иголок пробежал по привыкшей к тёплому солнцу коже. А запах?! Пахло хвойным лесом после дождя, такой знакомый аромат.

За спиной осталось невысокое одноэтажное строение из белого, будто литого материала – вершина айсберга, скрытого под толщей земли. К ступенькам прилегала парковка, где стояли одинаковые белые электрокары с эмблемой в виде схематичного городка, ютящегося на человеческой ладони.

Здесь Вика тоже встречали. Четверо решительно настроенных охранников выгружались из подоспевшего транспорта. Плевать. Его заботило другое – из второго подкатившего электрокара вышла Марго. Его любимая, та, ради кого он готов на всё.

Женщина выглядела непривычно – волосы собраны в тугой хвост, брючный костюм, которых она на его памяти не носила, короткое распахнутое пальто. Но главное – застывший во взгляде испуг. Этого хватило, чтобы Вик начать действовать. Внутри что-то опять переключилось, придав сил и уверенности. Бойцы охраны ничего не успели понять, оставшись корчиться на мокром асфальте.

– Вик, что происходит?

– Не бойся, – он, словно после долгой разлуки прижал Марго к себе, – они ставят над нами какой-то безумный эксперимент! Нужно бежать!

Вик потянул немного сопротивляющуюся женщину в электрокар. Спешно осмотрев панель, он по привычке виновато попросил:

– Давай ты за руль.

– Подожди, – как-то скорбно остановила его Марго, – нам нельзя уезжать.

– Они что-то сделали тебе? Ты ранена?

– Нет, нет! Всё в порядке.

– Хорошо, – облегчённо выдохнул Вик. – Ты не поверишь, но наш город, наши соседи, да всё там – фикция! Подделка! Мы жили в окружении декораций и роботов!

– Андроидов…

– Ты в курсе? – едва не потерял дар речи Вик.

– Да, – кивнула Марго, – это для нашего блага…

– О чём ты?! Какое благо?!

– Мы же там счастливы…

– Марго, ты сейчас потрясена и не понимаешь. Это же всё не по-настоящему, наша жизнь – не настоящая!

– Да плевать мне на правду! Я хочу быть счастливой! Там в нашем мире, с тобой! – женщина перешла на крик. – Я придумала этот городок, я придумала персонажей! Всё сделано за мои деньги!

Это оказалось даже не мешком по голове, молотком, нет, кувалдой. Вик хватал ртом воздух, не в силах хоть что-то ответить. Она не просто знала, она всё придумала!

– Зачем? – сдавленно пробормотал он.

– Иначе мы не сможем быть счастливы…

– Бред! О каком счастье может идти речь?! Нас окружили ложью, этими андроидами!

– Не нас, меня…

Теперь на голову рухнул грузовик, размазав по кожаному автомобильному креслу остатки уверенности в реальности происходящего.

– Ты хочешь сказать, что я тоже робот?

– Не совсем, – в глазах Марго блеснули слёзы, – ты – программируемый биологический объект. Копия одного человека, воссозданная из его ДНК. Мужчины, с которым у меня… Была возможность, но я её упустила. Он служил в армии, молодой офицер, звал меня с собой куда-то к чёрту на кулички. Я выбрала карьеру, но забыть его не смогла. И вот есть деньги, есть успех, есть всё кроме счастья. Конечно, потом я его искала, но опоздала, он погиб. Здесь мне помогли воплотить мечту, сделали моего любящего Витю, который не проживёт без моей улыбки! Да, я хочу счастья здесь с тобой, и чихать я хотела на правду!

– Я робот… – бормотал Вик, – да нет, чушь…

– Как тебя зовут?! – разозлилась женщина.

– Вик, Виктор!

– А дальше?

Вик впал в ступор. Фамилия, она же должна быть! Он не помнил.

– Смирнов Виктор Алексеевич! Так его звали! – женщина извлекла из сумочки небольшой брелок в виде сердца с эмблемой проекта и вдавила единственную кнопку. – Мы снова будем счастливы! Они починят тебя!

Перед глазами поплыли круги, в ушах зарокотал почти родной прибой. Невыносимо захотелось оказаться на террасе их уютного дома и пить горячий чай со свежими булочками, которые так замечательно печёт Давид.

***

Солёный морской ветер трепал лёгкие белые брюки и парусом надувал расстёгнутую на три пуговицы рубашку. Накатывающие волны щекотали босые ноги, даруя приятную свежесть. Вик всматривался в скалы на краю пляжа, уже несколько дней не дающие ему покоя, словно он забыл что-то крайне важное связанное с ними. Огромные каменные глыбы – свидетели недавнего обвала, загородили подход к отвесной стене.

– Погодка сегодня замечательная, – улыбнулся Алекс.

– А разве бывало иначе? – задумчиво спросил Вик. – У нас на побережье всегда солнечно.

– Да, – довольно протянул Алекс, – лучшее место в мире! Ладно, Вик, хватит пялиться на эти каменюки. Скоро Агнес за молоком придёт, нам пора.

– Слушай, – скривился Вик, – называй меня Витя, мне кажется, так будет правильней!

Он развернулся на пятках и побрёл по тёплому песку, твёрдо решив позже обследовать каменный завал. Там его точно ждёт что-то невообразимое, не может не ждать!


Автор: Юрий Ляшов
Оригинальная публикация ВК

На побережье всегда солнечно Авторский рассказ, Фантастика, Драма, Длиннопост
Показать полностью 1

Мальчик-метеор

Виктор едва не опрокинул свою дешевую плазму. Слетел с косоногого кресла к экрану, ткнулся носом. Вздернул очки и вгляделся.
Картинка сменилась. И Виктор вскрикнул. А диктор продолжил поставленным голосом вещать.
– Да покажи еще! – затряс плазму Виктор, затем откинулся назад и подхватил пульт с табурета, заменявшего столик. В тесной каморке, которая полагалась сторожу, до всего было подать рукой.
Переключил канал.
Не то!
Снова.
Мимо!
“На спортивный!” – догадался он и щелкнул.
Попал…
С десяток фотографий почти на весь экран. “Не он, не он, нет, нет, – побежал глазами. – Да где же?”
Картинка сменилась. Еще столько же юных, улыбчивых лиц. И первый же…
– Он, – вырвалось сипло. Отпрянул, глянул через очки. – Копия.

Ночью Виктор Саныч не сомкнул глаз. И дело было не в работе: обычно он спокойно похрапывал между двумя обходами. Воровать-то в ангарах и на полигоне НИИ уже нечего, да и живы еще байки, что, если неудачно туда сунуться, обратно вернешься с не самыми приятными аномалиями.

Нет, плевать Виктор хотел на институт и его хозяйство, даром тот загнулся (разумеется, после его ухода), ночь прошла бессонной от дум. Найти Лену! Обязательно отыскать и рассказать! Лишь бы номер не сменила! Лишь бы сам его не удалил! Лишь бы не уехала! Только бы… была жива.

С утра позвонил. Вместо гудков – “номер не в сети”. Сменила. Конечно, сменила!
Пошел по адресу. От НИИ к метро. В подземке минут пятнадцать с пересадкой. Дальше дворами к родному дому. Двадцать лет утекло, а ноги помнят. Удивительно. Двадцать лет. Город вырос, парадоксально помолодел. То тут, то там все новое. А людские тропки все те же и все там же. И дом – как прежде. Гаражей, правда, не стало. А вот это правильно.

Набрал девятку на домофоне.
– Здесь такие не живут, – проворчал сонный голос. Переехала. Конечно, переехала!
– Черт! – впечатал кулак в дверь. Металл согласно прогремел. Боль растеклась по телу, смешиваясь с гневом и обидой.
И что ему теперь делать с этим открытием?! Кому предъявить, что сын выжил? Сашка выжил! Но как?! Двадцать лет! Столько времени впустую!
Виктор взвыл на весь двор. С деревьев вспорхнули ворóны. Закаркали.
Двадцать непролюбленных лет. Тяжелых и невыносимых.

Роды были тяжелыми. Как Лена ни старалась, ребенок не выходил. Словно врос в нее. Врачи спасли обоих, проведя кесарево сечение. Однако скоро стало ясно, что Сашка родился с аномалией. Он мог бы стать пресловутым спайдерменом, его кожа липла почти ко всему, чего касалась. Но беда была в том, что она липла и сама к себе. И не просто липла, как показали обследования у врачей и коллег Виктора, а сливалась. Кисти превращались в ласты, ноги в хвост, рот в пупок.

– У его тканей уникальная способность – менять молекулярную структуру, агрегатное состояние, – объяснял Витя жене. – Они увеличивают межатомное пространство, позволяя чужим атомам встраиваться, а затем они необъяснимым образом становятся одним целым.
– Так пускай не увеличивают, сделай их нормальными, – твердила Лена, передавая ему ревущего малыша. – Исправь это…
Она никогда не договаривала, но Витя читал в ее взгляде: “Раз виноват”.
Он и правда был не до конца уверен, что пара лет в НИИ, которые успел отработать, никак не повлияли. Могли, но в то время дети с аномалиями рождались все чаще, не в одном их городе и даже стране. Мало, кто пока об этом знал, но скрывать было все сложнее.
– Лен, ну, нас же предупредили: аномалии не исправляют, запрещено, – повторял Виктор единственное, что мог. – Это люди, новые люди. Не больные, не бракованные.
– Хватит! Не хочу! Не надо мне про скачок эволюции, – взрывалась Лена. – Это все вы, ученые морды, это ваши опыты. Зачем?
Вскипал и Виктор, забывая о плачущем ребенке:
– Причем тут мы, Лена?! Это по всем миру! Почему ты мне не веришь?

– Да что ж вы мне не верите? Я не обманываю, моя жена здесь работает, – уговаривал Виктор вахтера его впустить. – Обоина Елена Львовна, историю преподает.
Гимназия оставалась последней надеждой найти Лену. Если что он и знал о ней точно, это то, что она действительно любила преподавать. Никогда не соглашалась, что призвание, много страдала от бюрократии и причуд высоких начальств, но дело не бросала. Потому он верил, что родную гимназию она не покинула, не ушла от семьи – единственной, что осталась.
– Ничем не могу помочь, нет у нас таких учителей истории, – улыбнулся молодой человек в форме.

По его взгляду Виктор понимал, насколько жалок. Небритый, с сединой в висках, опухший и дурно пахнущий, в заношенном пальто и потертых ботинках, он выглядел как мужик, вспомнивший от безысходности о бывшей женушке, чтобы, по видимости, попросить в долг.
Виктор остался караулить на лавочке в парке перед гимназией. С четкой периодичностью главные двери выпускали стайки учеников всех возрастов. Со звонкими криками и смехом они шествовали по аллее парка.

“Двадцать лет. Целая молодость. Лучшие годы, – повторял Виктор, провожая детей, улыбаясь белобрысому мальчишке, особенно похожему на Сашку. – Он где-то рос, познавал мир, взрослел – и без меня. Это время отняли. Без-воз-врат-но”.

Он боялся упустить Лену. Боялся, что подведет зрение. Или память. Он помнил ее молодой. После развода они виделись лишь раз: случайно пересеклись у спорткомплекса – в первые годы у него, уже выпивавшего по вечерам, все же хватало дисциплины, чтобы продолжать ходить в зал. Сказала, что сопровождает учеников на соревнованиях.
Память, однако, сработала как по щелчку. Разумеется, Лена изменилась, но походка, манеры… Он и представить не мог, что эти мелочи так точно отпечатались в подкорке.
– Лена, – окликнул ее, когда она прошла мимо.
Она коротко обернулась и ускорила шаг. Он поспешил следом.
– Лена! Это я, Витя!
– Вы обознались! – бросила через плечо.
– Я видел Сашу!
Она запнулась на ровном месте. Он бросился к ней. Но она выставила руку.
– Что вам нужно?
– Он жив... У нас получилось.

– У меня не получится, – повторял Витя, когда сыну минуло три года.
– Ты даже не пробовал, – настаивала Лена, вставляя Сашке носовые канюли: начался эпизод диффузии. – Зачем тебе твои хваленые мозги и драгоценные друзья-доценты, если ты не можешь спасти сына?

Еще на первом году они поняли, процесс слияния тканей у Саши обратимый – эпизодами. Длились они по-разному, но в среднем не больше часа. Правда, однажды при кормлении молоком малыш слился губами с соском на целых три часа, Лена прошла через жуткий кошмар и запомнила его навсегда. В другой раз, когда у Сашки были колики, будто назло диффузия захватила анус и тоже продлилась больше часа.

Потому на втором году Витя и Лена обзавелись желудочными, кишечными катетерами, газоотводными трубками, которые спешно вставляли при начале приступов. Но скоро убедились, что реально важны лишь носовые канюли. Если ребенок дышит, все остальные проблемы кажутся мелочами. Что удивительно, веки у Саши не слипались никогда. Как и уретра.

– Вспомни последнее комплексное сканирование, эпизод в ходу…
– В гломкой тлубе, – влез Саша. Он сидел в своем особом креслице – с подлокотниками, перегородкой между ног и спинкой в виде одной дуги.
– Да, сына, в трубе, которая тебя засосала, но ты ж ее одолел?
Сашка лишь кивнул, губы слипались.
– Дыши, Шурик, не отвлекайся. – Лена уложила его руки обратно на подлокотники, он вечно забывал о них, и пальчики часто срастались. – Я помню, это было ужасно… – Она осеклась, улыбнулась Сашке и добавила: – Ужасно интересно.
– Именно, – подмигнул Витя сыночку. – Посиди-ка смирно, мы сейчас вернемся.
Они закрылись на кухне, и он продолжил:
– Его органы проникали друг в друга. Сердце в легкое, легкое в печень, кишечник в мочевой пузырь. Такое представить сложно, но погляди, он жив и здоров. И тогда, и сейчас. Что это значит?
– Ты уже говорил.
– И повторю! – надавил Витя. – Для его организма это норма, его тело лучше нас знает, что для него естественно. Он другой, он лучше нас. А ты хочешь, чтобы я его переиначил?!
– Вот именно – другой, – Лена всхлипнула, выступили слезы. – Ты не работал в школе и не знаешь, как жестоки бывают дети! И как тяжело приходится не таким, как все. Я не хочу, чтобы Шурик проходил через это. И в интернаты ваши на опыты его не отдам!
– Хорошо. Тише, Лен, успокойся. Прости.
Витя приобнял ее. Она отвернулась:
– Просто спаси его, Вить, он же такой хороший.
– Мы подумаем, Лен, поищем варианты.

– Это невозможно.
Лена не остановилась. Вышла из парка и направилась к стоянке.
– Я и сам не поверил, – спешил следом Виктор. – В новостях был репортаж о баскетбольном клубе, команда выиграла Кубок Европы, и среди игроков был он. На фотографии был он! То есть сперва я подумал: это ж я! Я лет в двадцать. Но это Саша! Ему сейчас как раз должно быть двадцать пять. Это он! Просто копия!
Лена хмыкнула, не оборачиваясь.
– Ты мне не веришь? – процедил Виктор.
– Тебе? Конечно. – Она подошла к машине. – Ты давно мозги пропил. Вот и мерещится всякое.
Он зло усмехнулся. Конечно, как не уколоть бывшего, неудачника и пьяницу!
– Может, и пропил, – огрызнулся, – но ума хватило загуглить. Клуб “Метеоры”, новый чемпион Европы, под моим фото некто Лыков Артем Петрович, легкий форвард.
Лена отключила сигналку авто.
– Да, может, и пропил, но память еще пашет. Всю ночь голову ломал: Лыков, где я слышал эту фамилию? – съязвил Виктор.
Лена распахнула дверь, развернулась. Лицо белое, глаза блестят.
– Твоя сестра. Почти в один год вы перестали быть Белкиными. Ты стала Обоиной, Надя – Лыковой. И помнится мне, живет она в десяти километрах отсюда, в городе Н. А знаешь, что еще говорит гугл? Что “Метеоры” тоже из города Н.
– Витя, – выдавила Лена.
– Вот что я действительно забыл, это как зовут мужа Нади. Не подскажешь? Случайно не Петя?
– Витя, ты должен понять.
Лена опустилась на водительское сидение.

– Ты должна понять: скоро это не получится, нужны расчеты, их проверка и перепроверка, тесты, понимаешь? Мы пока на первом этапе, но уже есть успехи, достоверная теоретическая возможность.
– Господи, неужели нет готовых разработок? Сколько уже лет ваш НИИ главный в стране?

Чем ближе было поступление в школу, тем нетерпеливее и тревожнее становилась Лена. На возражение Виктора, почему бы не попробовать домашнее обучение, отвечала, что для ребенка важно общение со сверстниками, что ей самой хочется вернуться в общество, в гимназию, а не сидеть безвылазно дома и, в конце концов, что они наверняка не потянут репетиторство по деньгам.

– Ну, во-первых, точно не главный, а во-вторых, тебе напомнить, что это незаконно – корректировать аномалии? Нам приходится быть осторожными, мы не можем использовать все ресурсы и даже аппарат будем собирать в гараже.

Исследование Виктор начал, лишь бы успокоить жену, планировал, что рано или поздно она смирится, и тогда смысла во всех этих расчетах не будет. Но мыслительная работа его увлекла, как всегда захватывали тяжелые задачи с невозможным, казалось, решением, задачки со звездочкой в любимом учебнике. Следом в работу втянулась пара верных друзей, заинтригованных возможностью развить теорию изменчивости интеркорпускулярных связей.

Так ученый занимал все больше места внутри Виктора, незаметно вытесняя не только мужа, но и отца. В своей подпольной группе они называли Сашу объектом “Д”, и постепенно, сам того не сознавая, Виктор стал и думать о сыне так же.

К тому времени, как теория была готова (великолепная в своей простоте!), а тесты показали ее состоятельность, он уже всем существом желал провести эксперимент – он жаждал доказать, что прав, что его разум одолел задачу. Он спешил убедиться, что решение сошлось с ответом на последних страницах.
Однако, заводя сына в собранную дисперсионную камеру, Виктор параллельно был уверен, что делает это лишь потому, что этого требовала, об этом просила и умоляла Лена. То же он повторял и после эксперимента.

Теория оказалась верна. Они дождались начала приступа у Саши. И прямо во время опыта воочию наблюдали, как в ходе облучения процесс диффузии регрессировал и сошел на нет.
Теория оказалась верна, но имела неучтенные последствия.
Счастливая Лена бросилась с сыну, когда Витя выпустил его из камеры, зацеловала и стиснула в объятиях. Да так, что тот весь побледнел. Когда его подхватил довольный Виктор и подбросил, обратно в руки он уже не прилетел. Распался, развеялся, испарился. Без следа. Его удивительные атомы смешалась с самыми обыкновенными. И некоторые из них Виктор и Лена, возможно, даже вдохнули в себя.

Виктор вдыхал. В груди внезапно сдавило. И он опустился на асфальт парковки. Он оказался прав: Саша выжил. Но его украли! Двадцать лет его сын, кровь от крови, его копия, был сыном другим!
– Он вернулся, и я поняла: ты захочешь поставить новый эксперимент, захочешь понять, как так вышло. И я испугалась. Испугалась, что вы заберете его на опыты, станете изучать, как подопытного зверька, будете держать его в клетке. Ведь так и могло случиться! Признайся!
– Но… но как? Он же распался. Исчез, смешался… со всем вокруг.
– Я не знаю, он просто… Кажется, это был третий день после… Он просто возник из воздуха посреди своей комнаты. Я не могла поверить, но знала – это он, самый настоящий… Ты тогда пропадал в своем НИИ, и я решила, это шанс. И мы уехали. Ты должен меня понять!.. Полгода мы жили на съемной квартире. Потом я договорилась с сестрой, мы подготовили документы на усыновление.

Виктор вспомнил то жуткое время. Он заперся в лаборатории, дни и ночи искал ошибку в расчетах, проверял аппаратуру в гараже. С Леной они не могли смотреть друг на друга и в течение пары месяцев развелись. После он стал ночевать на работе и рюмкой глушить горе. И все это время, выходит, Саша был совсем рядом!

– Зачем, Лена? Он же наш.
– Когда он вернулся, то не узнал меня. Не вспомнил и позже. Тебя тоже. Я придумала, что я кто-то вроде няни и соцработника, наврала, что его родители погибли и что ищу ему новую семью.
– Зачем, дура?!
Виктор вскочил и кинулся к ней. Лена захлопнула дверцу машины. Он вцепился в ручку, пытаясь вырвать ее.
– Ты тварь!
– Зачем?! Ты спрашиваешь, зачем? Я должна была его спрятать! Спасти от таких, как ты! Хотя бы попытаться.
Виктор ударил по стеклу. И вновь схватился за сердце.
– У него есть семья, есть брат и сестра, есть тетя Лена. Его любят. Он обожает учиться, читать, путешествовать. Он замечательно играет в баскетбол. Он счастлив! А знаешь, чего у него нет? Этой поганой аномалии! Да, Витя, у тебя получилось.
Виктор достал телефон, нашел скриншот и поднес экран к стеклу:
– Я вижу, телевизор ты не смотришь. У меня для тебя тоже есть одна новость.
Лена уже хотела показать средний палец, но зацепилась взглядом за скриншот. По ее окаменевшему лицу Виктор понял, что до нее дошло. Он убрал телефон, пнул по колесу и поплелся прочь, не разбирая дороги.
Еще вчера он заскринил экстренную новость. Разбился самолет. На борту находились игроки баскетбольного клуба “Метеоры”, они возвращались после победы в финале Кубка Европы.
Выживших нет.

Виктор шел мимо алкомаркетов, мимо баров и кабаков, и единственной мыслью в голове была: “Как? Как он выжил? Как вернулся? И может ли он вернуться снова? И могут ли его удивительные атомы быть здесь, рядом?”


Автор: Женя Матвеев
Оригинальная публикация ВК

Мальчик-метеор Авторский рассказ, Фантастика, Сын, Длиннопост
Показать полностью 1

Марусе снится ветер

Сон обволакивал неспешные мысли. Я погружался в цветочную рощу и впитывал холодный чернозём, прогуливаясь призраком на вересковых полях.

Вдали, посреди сиреневого всплеска, виднелась она. Давно забытая: не мёртвая, и не родившаяся — та, что приходит без приглашения и уходит, чуть сердце начинает кипеть как…

Чай. Меланхолия и ты. Одиночество осязаемо — я чувствую его рукой. Голос…

— Саша, вставай.

Шёпот выпустил в явь. Стоило коснуться пола, в ногах заплясали искры. Голова — сахарная вата — сминалась в плотный шар, возвращая способность мыслить и говорить. На кровати в общей комнате, в отличие от сна, было душно и темно. Среди мрака проявилось лицо. Я узнал Лизу — свою напарницу — такую же неопытную и слегка смущенную.

— Мне страшно.

Вкрадчивость её взгляда давила крепче голоса. Небрежная линия лунного света рассекала огромные испуганные глаза сильнее, чем милая шепелявость растапливала ледяные слова. Ком в горле не позволил ничего ответить, я просто поднёс палец к губам и выдохнул негромкое “Шшш”.

Она переняла движение и тоже постаралась зашипеть, невольно разбудив соседа с верхней полки. Тот повернулся с бока на бок, зевнул, и вновь по-младенчески засопел.

Все вожатые спали. Лагерь погрузился в непривычную тишину. Только мы с Лизой наблюдали, и молча соглашались с каждым беззвучным вопросом, заданным друг другу.

"Что-то случилось?" — спросил я глазами.

Она медленно кивнула, — "Случилось"

Наш немой алфавит освежился новыми жестами, прямо как в тот день.

Когда мы впервые встретились, она много улыбалась и совсем не моргала. Это показалось мне странным, пока я не понял, что она моргает одновременно со мной. Но, что было ещё причудливее, я решил нарочно не моргать, пока не увижу, как моргает она.

Но и она захотела сделать так же. Мы встретились глазами, и без слов договорились моргнуть по очереди. Я зажмурился, а потом приоткрыл веки, как после сна в летнюю ночь. Она улыбнулась и захлопала ресницами.

Так началась наша безмолвная дружба. Так закончились обыкновенные дни.

Я оделся и вышел на крыльцо. Вожатский домик находился между столовой и зданием администрации, а несколько детских корпусов разместились вокруг асфальтированной площадки, откуда разбегались нацарапанные мелом олени.

Лагерь окружал лес. Тени деревьев жили своей жизнью, и ветвистые когти, ближе к закату, брали россыпь деревянных домов в зловещие объятия.

Лиза была взволнована. Она не знала, как лучше начать. Посмотрела по сторонам и резко выпалила:

— У нас пропал ребёнок, — неуклюже переступила с ноги на ногу. — Зашла детей проверить, а там кровать одна пустая. Потом смотрю в окно, девочка вдоль забора идёт в одном лишь сарафане. Выбежала на улицу, а её и след простыл.

Я не знал, что ответить. Ни разу не сталкивался с пропажами детей, особенно на третий день работы. Такими темпами, наша первая в жизни смена обещала стать последней.

— А чья это кровать, ты не запомнила?

— Нет, я испугалась и сразу к тебе.

"Нечего придумывать, — считывала Лиза с моих глаз. — Только искать"

Мы прошли по периметру вдоль высокого деревянного забора. Недалеко от медпункта зияла дыра. Возле неё дети часто шутили, мол, вот-вот выбегут, однако многие боялись всерьёз покидать лагерь. Лес не выглядел дружелюбным.

— Должен признаться, — я предпринял попытку разбавить напряжение, — никогда не прогуливался с девушкой при луне.

— Спасибо за откровение, — она сильно нервничала. — А я никогда не теряла детей посреди ночи.

— Значит, место прогулкам все же находилось?

— Ты не думаешь, — строго посмотрела на меня, — что сейчас малость не время расспрашивать меня о личной жизни?

— Я просто поддерживаю разговор. Это ведь нормально, когда взрослые люди просто общаются вслух.

— А нашего тайного языка тебе не хватает? У меня, например ни с кем такого не случалось, чтобы я кого-то понимала по одному лишь взгляду.

— А на что это для тебя похоже? — мы прошли мимо медпункта.

— Даже не знаю, — мне удалось её чуть отвлечь. — Когда мы впервые встретились, то я будто знала тебя. Знала наперёд все, что ты скажешь и сделаешь. Как воспоминания о том, чего никогда не было. Как чувство дежавю, что начинает сбываться ежесекундно. Я просто знала, что ты произнесешь угрюмое "Привет", а я смущённо кивну. Но ты не здороваешься, а я всё равно киваю. Смотришь на меня, будто твой призрачный "привет" был лишь мимолетной мыслью, на которую я неожиданно ответила. И это продолжается: ты думаешь — я отвечаю. Диалог на ином уровне.

Словно во сне.

За зданием в заборе показалась брешь. А в ней блеснуло платье. Или же белая дымка, разливающаяся по лесу во время полной луны?

— Ты видела? — я подбежал и заглянул в дыру. — Здесь кто-то есть.

Я шагнул за ограждение, и заметил след — отпечаток голой детской стопы. Впереди, за кромкой деревьев, виднелся туман.

— Ты правда хочешь туда пойти? — задрожала Лиза. — Там ведь не видно ничего.

Я достал фонарик и двинулся вглубь леса.

"Подожди пока здесь, — обернувшись, шепнул на "личном" наречии. — Скоро вернусь"

Она осталась по ту сторону изгороди. Я утонул в хвойной прохладе.

Туман обтекал меня как живой водопад, ни одна капля которого не смела намочить голову. Будто им что-то управляло.

Когда дымка расступилась, я увидел согнутый, словно в поклоне, дуб. На нем сидела беловолосая девочка и умудрялась совсем не раскачивать ногами.

— Привет, — прозвучал тоненький слабый голос. — А я видела тебя.

— А я тебя нет, — меня слегка передёрнуло. — Ты ведь не из моего отряда, верно?

— Я не из лагеря. Просто появилась там три дня назад, — она покраснела и усмехнулась в бледную ладошку. — Не знаю как это произошло.

Девочка из сна посреди верескового поля. Я узнал эти серые глаза и белые косички. Даже платье то самое — из кружевных гипнотизирующих узоров. Таких же, как на пелёнке, в которой я буду выносить Марусю из роддома.

— Ты даже знаешь моё имя? — она прервала поток мыслей. — Вспомнил что-то из грядущего?

— Это было похоже на дежавю, — дыхание стало заметно тяжелее, я вытер со лба пот, и слегка припал к дереву. — Ты случайно не привидение?

— Не знаю. Но ты ведь заметил, как я на тебя похожа? Глаза точно твои. А вот волосы мамины.

Ее идеально прямая прическа не требовала вмешательства, но девочка всё равно провела по ней деревянным гребнем.

— Это мне друг подарил. Он часто благодарит ветер за то, что тот принёс меня.

— Твой друг тоже тебя видит?

— Да. Ему больше тысячи лет, — она оставила гребень и потянулась, зажав руки в замок. — Он показывает мне фокусы. Настоящие чудеса, прямо как…

Ты. Меланхолия и я. Одиночества больше нет. Только родство душ и тайный язык, который способны понять лишь мы, и наша маленькая…

— Саша, проснись.

Лиза вновь вытащила меня из омута. Я спал возле скрюченного дерева и провожал глазами полную луну, затягиваемую облаками. Тумана больше не было.

Как и Маруси.

— Ты исчез на пять минут, и я начала волноваться, — шёпотом говорила она, будто боясь кого-то разбудить. — Мне было так страшно, никогда бы без причины сюда не пришла.

Ее белые прямые волосы спадали мне на лицо. Едва уловимый запах мёда и вереска намертво застыл в подсознании.

— Ты меня так не пугай больше, — тихонько продолжала она. — Несмотря на возраст, сердце у меня очень слабое, — глядишь, выпрыгнет.

Лиза протянула руку и помогла встать. Тепло ладони возвращало к жизни и разогревало сознание. Лес провожал нас скрюченными ветками и душистой травой. Дождя не было, но на кроссовках оседала роса, будто недавний туман обратился в воду.

Вернувшись в корпус, пришлось ещё раз всё перепроверить: как оказалось, никто из детей никуда не пропадал. Одна кровать в комнате девочек оказалась лишней, о чем мы с Лизой благополучно забыли.

— Хорошо, что все так закончилось, — усмехнулась она. — Прости, что разбудила. Я испугалась сильно, и даже напридумывала всякого. Со мной такое бывает.

— Ничего страшного, — спросонок я еле стоял на ногах. — Завтра мы уже и помнить не будем.

— А я бы не хотела забывать, — её глаза сверкнули в темноте. — Мне нравятся внезапные прогулки, но не по таким волнующим поводам.

Слово "волнуюсь" стало для Лизы родным. Её хрупкое сердце могло не выдержать навестивших меня ночных видений, поэтому я удерживал взгляд непроницаемым. На "личном" наречии повисла тишина. Мы говорили только вслух, как нормальные люди.

— Может, выпьем завтра по чашечке кофе? — предложил я. — Если хочешь, конечно.

— Прекрасно, — она безуспешно вчитывалась в зеркало души. — Но я больше чай люблю.

— На самом деле я тоже. Просто на чашечку чая редко когда приглашают.

— Так значит, завтра вечером?

По глазам считывалось безусловное "да". Мы договорились и пожелали друг другу спокойной ночи. Перед тем как разойтись, я окликнул:

— Прости за странный вопрос, — я неловко заговорил через весь коридор, — но если бы у тебя появилась дочь, как бы ты её назвала?

Лиза усмехнулась в бледную ладошку, в точности как Маруся:

— Ложись спать, Саш. Завтра поболтаем.

Так и поступил. Кровать оказалась мягче обычного, снов не предвиделось. Только бескрайняя темнота и безмолвие.

Утро наступило быстро: птицы завели летнюю пластинку, солнце раскрасило рубленые домики в яркие цвета, а в траве застрекотали кузнечики.

Я встал раньше всех и принял холодный душ. Ночная прогулка засела в голове, словно длинный сон, некоторые отрывки которого выглядели живее реальности.

Надел тонкие штаны, белую рубашку навыпуск и темно-красный вожатский галстук. Заварил чай и, размешивая сахар, прошёлся по коридору. Дверь на улицу была приоткрыта, туфли Лизы отсутствовали. Неужели ей тоже захотелось раньше всех встретить рассвет?

Я ступил на скрипучие тёмные доски, что назывались крыльцом. Она услышала, но не обернулась — так и сидела на ступеньках, зачарованно глядя вдаль.

Рядом с Лизой было тепло. Лучи солнца касались наших лиц, приятный шелест травы успокаивал неугомонные мысли.

А потом я увидел оленя.

Он, как ни в чём ни бывало, щипал траву и поглядывал на сородичей — их было семеро: ровно столько, сколько и рисунков на асфальте. Дети в первый же день нарисовали зверей на площадке, а сегодня они живые бродили по лагерю.

— Это просто… — Лиза не могла подобрать слов. — Чудо…

На рога самого маленького олененка упал причудливый листик. Я посмотрел выше, и осознал, что все листья на деревьях окрасились в розовый цвет. Лагерь мимолетно превратился в место, где ночью стихает ветер, а утром расцветает сакура.

— Скажи, что тоже это видишь.

К крыльцу подошёл олененок, и Лиза погладила его по наэлектризованной шерстке. Засмеялась. Заплакала.

Она рассказывала мне, что единственный мультфильм, на котором она плакала, был "Бэмби". Раскат воспоминаний вызвал оглушительный водопад эмоций.

Ее слезы, стекающие по румяным щекам, напомнили мне Марусю. Чудеса были сотворены для нее: лесной дух оживлял нарисованных зверей и окрашивал листья берёз в цвета клубничного йогурта.

Идиллия длилась недолго. Олени услышали шорох со стороны администрации и бросились в лес. Яркий солнечный свет выжег из листьев весь розовый оттенок. На площадь вышли воспитательницы.

Мы с Лизой переглянулись: любой некто, приходящий извне, бессознательно разрушал чудеса. Увидев невероятное, человеческий мозг пытался уложить это в логику привычного мира, и магия ускользала.

Лиза просто наблюдала, не впутывая тихую красоту в громкие причинно-следственные связи.

Мы пили чай и молчали. Иногда переглядывались. Иногда смотрели вдаль. Где-то среди деревьев за нами наблюдали, как за будущими родителями. Лиза положила голову мне на плечо, а я не мог набраться смелости повторить вчерашний вопрос.

"Пусть так, — думал я, — Пусть всё идёт своим чередом. Если я видел нашу будущую дочь, значит судьба уже расписана, и мне остаётся лишь довериться ей"

Начался подъём. Мы вернулись к обязанностям вожатых. Дети вели себя, как обычно, за исключением самых маленьких, которые, каким-то образом достали несколько коробков спичек и целый день баловались, выделывая "спичкострелы" и "дракончиков". Прямо как я в детстве.

Час за часом, день клонился к вечеру, а поднятая кроссовками пыль, постепенно оседала на асфальте. Рисунки мелом повторились, но вместо оленей теперь красовались красно-желтые огни с лисьими глазами. Детская фантазия за один день переменилась с нежного спокойствия до пламенного бунтарства.

Я подумал, что если лесной дух сумел оживить оленей, то и огонь сотворить не составит труда. Живое пламя, что перекинется на здания — такие деревянные домики быстро сгорят, не успеешь и вдох лишний сделать.

Пришлось сказать ребятам, чтобы они стёрли рисунки, и нарисовали что-нибудь доброе, на что те закапризничали, и даже позвали воспитательниц:

— Да ладно вам, — разводили руками те, — пусть детки рисуют.

Сначала я пытался настоять, но только потом осознал, как глупо выгляжу.

“Ты правда хотел их стереть? Они ведь такие милые”

После отбоя мы прогуливались с Лизой по площади и рассматривали глазастых демонов. Пили чай и обсуждали, как прошёл день:

— Сегодня было интересно, и в то же время утомительно. Я только и делала, что забирала спички у мальчишек. Потом ещё игры, песни, танцы… Даже не знаю, на сколько меня хватит.

— Да, работка ещё та. Если вовремя не погрустить с кем-то, так и с ума сойти можно.

Незаметно для себя, мы пришли к тому самому месту. Дыра в заборе стала чуть больше. Оттуда ручьём выливался туман, приглашающий в лес — к неизведанному.

— Слушай, — я неуверенно начал отходить в сторону, — кажется, я там забыл кое-что в прошлый раз. Туда-обратно, ладно? Мигом вернусь.

— Хорошо, — на удивление быстро согласилась Лиза. — Смотри не усни только.

Я прошёл сквозь забор и уже знакомым маршрутом вышел к "поклоняющемуся" древу. Маруси на нем не было, зато нашлось нечто другое. На изогнутом стволе лежал гребень для волос, которым ещё вчера расчесывалась девочка.

— Можешь забрать, если нравится, — послышался голос из-за спины.

Я обернулся и увидел её — белые прямые волосы, платье до колен, и добрые серые глаза.

— Отдам, как только родишься.

Она выглядела грустной и полупрозрачной.

— Уже понял, кто я такая. А понял ли, кто такой ты?

Маруся стояла посреди тумана и еле сдерживала слезы:

— Ты мой несбывшийся отец, — с тоской говорила она. — Мне хочется, чтобы все было так, как должно быть. Но увы, я просто игрушка, попавшая сюда из другой песочницы.

Я не ожидал подобных откровений, и, кажется, снова поплыл сознанием.

— Что это значит? — обнажил свою жалкую беспомощность.

— Это всё ветер, — продолжала Маруся. — Он меня случайно сюда занёс. Бог — лишь малый ребёнок, играющий нами, словно куклами, в детском лагере. Он переиграл миллионы сценариев, и не намерен останавливаться. Ты не должен был меня видеть, а я не должна была здесь появляться. Есть вещи ему неподвластные.

— Такие, как ветер?

— Да. Если бы не он, ты бы продолжал жить ту жизнь, которую должен был. Тебе была уготована счастливая судьба, а теперь все изменилось. Мне… Прости, мне нужно ещё успеть попрощаться с мамой.

— Значит, я больше тебя не увижу?

Глаза Маруси заслезились. Дальше она шептала беззвучно — говорила взглядом, оказавшимся сильнее слов.

"Знай, что где-то есть мир, где мы с тобой живы и счастливы…"

— Постой! — крикнул я, но видение рассеялось.

Время замерло. Я простоял целую минуту, не в силах сделать и шага. Присутствия Маруси больше не ощущалось. Ни здесь, ни где-либо ещё.

Онемение прошло, как только лесной дух в полной мере вновь почувствовал себя одиноким. И одиночество это стало ещё невыносимее, чем вечность, проведённая наедине с лесом. Его боль ощущали деревья, трава, даже асфальт перенял его неумолимую тоску, прожигая дыру из фантазий в реальность.

Я почуял запах гари, и поспешил в лагерь. Лизы на месте не было. Только дым, стоящий над одним из детских корпусов.

К моему приходу, рядом с горящим зданием собралась целая толпа детей и взрослых. Один из мальчиков кричал, что-то невразумительное:

— Лиза! Лиза забежала туда и не вернулась!

Дом разваливался на глазах. С крыши осыпалась кровля, а изнутри обдавало демоническим жаром. Сруб сгорал подобно спичке в темноте — быстро и ярко.

Схватка с судьбой, как она есть. Дорога в огонь — как символ неизбежного.

Под крики детей и вожатых, я мигом рванул в горящий дом. Стены пылали, детские поделки и рисунки утопали в огне, превращаясь в пепел. Раскалённые искры бродили по воздуху. Горячее смешение всего на свете обернулось вокруг меня колючей проволокой, и не давала пройти дальше.

— Лиза! — кричал я. — Отзовись!

Ни звука. Развилка между комнатами мальчиков и девочек намекала, что выбрав один путь, другой уже будет отрезан — мне просто-напросто не хватит воздуха. Я сделал свой выбор и рванул в комнату девочек.

Заметил её на полу возле кровати, из-за которой мы и оказались ночью одни, блуждающие ночью по лагерю. Лиза лежала без сознания с вытянутой рукой, едва касаясь края свисающего одеяла. Огонь, словно клюв огнекрылого ворона, почти ухватил её за волосы, но я оказался быстрее.

Из последних сил вынес её на улицу, под взгляды сотен взволнованных людей. Упал на колени, судорожно втягивая холодный воздух.

— Прости, — сложив руки на груди, дрожащими голосом проговорила она, — мне показалось, там кто-то есть.

Она запрокинула голову к небу:

— У неё были мои волосы, — на губах показались миллиметры уставшей улыбки, — и твои глаза.

В мгновение ока, жизнь изменила траекторию.

Я больше не слышал стук её сердца.

*

Утренний рассвет разгорался свечой. Сердце горело пламенем. Долгое прощание оставляло след.

Время не тронуло дубовые ворота детского лагеря. Они так и остались входом в неизведанное, обрамленными мифическими узорами: жар-птицами, рунами, и лесными духами.

— Мне снился ветер, — послышался родной детский голос.

Я присел на корточки и рукавом вытер её прозрачные слезы.

— Он пытался унести меня, — продолжала девочка, — но кто-то удержал. Кажется, это был ты. Точно. Ты держал меня за руку и приговаривал, что никто не вправе изменить наш путь.

"Ни Бог, ни даже ветер"

— Наверное, я там выглядел как настоящий супергерой, да?

Маруся тихонько засмеялась:

— По-обычному выглядел. Как сейчас, например.

— Эх, а я надеялся хоть в твоих снах побыть в прикольном плаще. Да уж.

— Не переживай, этой ночью обязательно представлю тебя в образе Супермена.

— Но только после того, как позвонишь и расскажешь, как прошёл твой день, идёт?

— Идёт, — бодро ответила она, оставляя слезы позади, — но ты тоже не забывай.

— Кстати, насчёт этого, — я достал из кармана памятный деревянный гребень и протянул Марусе. — Ты забыла в бардачке.

Она взяла расческу, и тепло меня обняла.

— Не выношу прощаний, — вкрадчиво прошептала на ухо. — Три недели это так долго.

— Тебе кажется, — ответил я, припомнив знакомство с её матерью. — Я был здесь будто вчера.

— Я тоже будто была здесь. Наверное, в прошлой жизни?

У меня не нашлось ответа. Марусе придётся найти его самой — понять, кто она есть, и куда ей двигаться дальше.

Я проводил дочь за ворота и вернулся к машине.

Беловолосая девушка — та, с которой мне по пути, — задумчиво разглядывала листья на деревьях, и, кажется, предавалась воспоминаниям.

— Ну как она? — спросила Лиза, усаживаясь за руль.

— Мечтает, — я устроился рядом. — Грустит.

— Значит, всё как обычно?

Ключ зажигания, щелчок. Слабое гудение мотора.

— Кажется, ей приснился тот самый день, когда ты чуть не умерла.

Лиза заговорила без слов, одним лишь взглядом:

"Правда? Не помню, чтобы мы ей хоть что-то про это рассказывали"

"А ещё она неосознанно переходит на "личное" наречие”, — иронично добавил я

— Взрослеет, — засмеялась она уже вслух.

Машина тронулась. Мы пересекли огромную лужу, в которой отражались величественные кроны деревьев. Лес отныне не казался зловещим, а перекрёстки дорог посреди густого тумана остались в прошлом.

— Как думаешь, она вспомнит его? — спросила Лиза, выруливая на просеку.

— Ты про лагерь или про её волшебного друга?

— Наверное, и то и другое.

Мне было трудно ответить, но одно я знал точно: никто и ничто не управляет её судьбой. Она сама решит, кому можно довериться, а кого лучше избегать; что считать чудом, а что — простым стечением обстоятельств.

— Маруся справится, — уверенно произнес я, взглядом провожая лагерь. — Впереди у неё целое лето…

Впереди целая жизнь.


Автор: Александр Пудов
Оригинальная публикация ВК

Марусе снится ветер Авторский рассказ, Фэнтези, Магический реализм, Длиннопост
Показать полностью 1
Авторские истории
Серия Фантастика, фэнтези

Переговоры

Заряд плазмы ударил в стену окопа. Органика тут же испарилась из почвы, а сплавившиеся в стекло минералы ощетинились острыми, мгновенно застывшими брызгами. Солдат выругался и сбил остывающие иглы прикладом.
‒ Твари. Они так часто делают. Сначала натыкают нам в траншее таких ежей, а потом забрасывают гранатами так, что кого-нибудь точно на эти шипы кинет. Скафандр порвёшь ‒ пиши пропало.


Его собеседник не ответил. На нём, в отличие от солдата, скафандра не было. Только дыхательная маска, шланг от которой уходил куда-то под керамический плащ. Солдат снова сел на ящик с батареями.
‒ Курить хочется. Забавное дело: эта штука, ‒ он постучал по забралу шлема, ‒ защищает лёгкие. И именно из-за неё я не могу им повредить по своей воле.

Солдат хохотнул. Собеседник всё так же лежал на дне окопа в расслабленной позе, прикрыв глаза.
‒ Слушай, ну скажи ты хоть что-нибудь, ‒ не унимался солдат. ‒ С таким, как ты, повстречаться ‒ это ж что в лотерею выиграть. Вас, цензоров, сколько на всю галактику? Пара дюжин? Я ж про тебя внукам буду рассказывать. А что рассказывать-то? Запрыгнул ко мне во время боя и полежал молча?

Собеседника наконец открыл глаза и посмотрел на солдата.
‒ Надеюсь, ты не станешь обо мне рассказывать ничего и никому. Даже внукам. Но ладно. Что ты хочешь знать?

Голос цензора настроенный так, чтобы вызывать доверие, звучал тихо, но солдат слышал каждое слово.
‒ Да что угодно! ‒ он подвинул ящик ближе к цензору. ‒ Это правда, что вы можете в одиночку целые военные операции выигрывать? А то, что вы будущее видите, и потому от выстрелов уворачиваетесь? Или вот ещё: правда, что это ваш корпус на самом деле правит империей, а император ‒ просто марионетка?
‒ Нет. Ничего из этого не правда, ‒ цензор приподнялся, и сел, оперевшись о стену окопа. ‒ Будущее видеть невозможно. Потому что его ещё не существует. Так что от выстрелов мы уворачиваемся совсем иначе. А за такие слова об императоре тебе полагается расстрел.

Солдат сел прямее, на его лице за стеклом шлема отразилась сложная гамма эмоций ‒ сдерживаемый страх, недоверие, надежда. Но вдруг он ухмыльнулся и наклонился к цензору, уперев локти в колени.
‒ Да брось. На фронте эти законы не работают. Мы и так вечно под смертью ходим, что мне тот расстрел?

Цензор пожал плечами.
‒ Так чего тогда вы такие крутые? ‒ продолжал наседать солдат.
‒ Из-за сопроцессора. Видишь ли, друг, люди привыкли воспринимать мир через модели. Вы не видите реального мира. Только упрощённые картинки. И это было бы ничего. Но вы неверно оцениваете почти все численные величины. Каждое ваше действие строится на ошибке. В нас этот недочёт исправили. Цензорам имплантируют сопроцессор, помогающий верно оценивать окружающий мир.

Солдат хмыкнул, хлопнув себя по коленям.
‒ Скажешь тоже. Каждое действие – ошибка. Я вот про себя что знаю, так это то, что ошибаюсь я редко. Потому и угодил в снайперы и сижу тут на передовой.
‒ Хочешь пример? Я задам тебе простую задачку на оценку величин, а ты постарайся на неё ответить.
‒ Давай! ‒ на лице солдата отразился азарт.
‒ Слушай. Мы сейчас на луне… Как эта планета называется? ‒ цензор кивнул на лиловый полукруг, медленно поднимающийся из-за горизонта.

Солдат пожал плечами.
‒ Не знаю. Нам на такую информацию мемоблок ставят. Я даже подумать на эту тему толком не могу.

Цензор удовлетворённо кивнул.
‒ Хорошо. Так вот, мы на луне газового гиганта. Представь, что ты в мире математических моделей, и у этого газового гиганта есть чёткая граница.

Солдат кивнул, сосредоточенно слушая. Цензор продолжил излагать условие задачи:
‒ Диаметр планеты больше диаметра луны в десять тысяч раз. Теперь представь, что по экватору луны протянули нитку, так что она охватила её полностью. А потом и по поверхности планеты тоже протянули нитку. Очевидно, что длина нитки на луне значительно меньше, чем на планете.


Солдат снова кивнул. Цензор кивнул тоже, так что вышло очень похоже на жест солдата.
‒ Теперь представь, что ты берёшь эту нитку, и поднимаешь на уровень своей головы. Причём, она при этом сохраняет форму окружности. То есть поднимается по всей луне, касаясь поверхности только с противоположной от тебя стороны.
‒ Какая-то странная у тебя нитка.
‒ Не страннее газового гиганта, у которого есть поверхность. Представил?
‒ Ну да.
‒ Отлично. А потом другой ты ровно то же самое проделывает с ниткой на планете.
‒ Другой я? ‒ хмыкнул солдат. ‒ Хотел бы я уметь так вот оказываться в разных местах одновременно.
‒ Ты и умеешь. Просто вы не делитесь памятью, потому ты не знаешь. Не отвлекайся. Сейчас будет вопрос. Готов?

Солдат кивнул.
‒ Напоминаю, диаметр планеты в десять тысяч раз больше, чем диаметр луны. А насколько длиннее станет нитка на планете, чем на луне?

Брови солдата сошлись от напряжённого размышления. Но в этот миг стоящий в углу маячок разведывательного зонда начал мерцать оранжевым. Солдат подскочил, взводя винтовку в боевой режим.
‒ Опять полезли черти. Третья атака за утро.

Включив лазер, он направил ствол винтовки в сторону врага. На видоискателе засветилась картинка. Сначала казалось, что на ней только комья земли. Но вот один ком пошевелился, и из него медленно пророс глаз на стебельке. Солдат навёл невидимое пятно лазерного целеуказателя точно в основание стебелька, и нажал спуск.

Маленький стальной шарик, разгоняемый магнитным полем, понёсся по стволу. Когда заряд покинул ствол, он был уже разогрет настолько, что металл превратился в плазму. И теперь он летел по лазерному лучу, создавшему канал ионизированного воздуха. Невидимый луч словно превратил в ствол всё пространство до самой цели. И потому промахнуться было невозможно.
‒ Есть! ‒ довольно оскалился солдат, глядя в видоискатель. ‒ Видал, мы и без тебя неплохо справляемся. Хотя я рассчитывал на что-то более зрелищное с твоей стороны. Про вас же, знаешь, тоже загадка есть. Знаешь, как называется, когда цензор падает на вражескую планету?
‒ Удиви меня.
‒ Победоносное наступление, ‒ солдат обернулся, чтобы оценить реакцию собеседника на лестную шутку. И взгляд его упёрся в направленное на него жерло ствола. Он промямлил:
‒ Эй, ты чего?..
‒ Видишь ли, друг, вот эта байка ‒ как раз правда. Но чтобы один человек мог победоносно наступать на целую планету, воевать надо не оружием. Сейчас мне нужно попасть в плен. Чтобы поговорить с командиром повстанцев.

Солдат собирался что-то сказать. Но пистолет цензора чуть опустился и выплюнул заряд тяжёлого пластика. Выстрел прошил гортань и позвоночник солдата, его отшвырнуло назад, и он медленно осел. Цензор присел и включил силовой щит.

С тихим свистом на дно окопа упали гранаты. Взорвались они одновременно. Силовой щит оказался плохой защитой от ударной волны, и цензора отбросило назад. Он ударился затылком об оплавленную землю, с которой всего несколько минут назад солдат сбил острые кристаллы. Сознание цензора отключилось.

Он пришёл в себя, словно включился. Выпрямился на стуле. Руки были скованы за спиной и крепились к спинке стула. Маски не было, но воздух оказался пригодным для дыхания. Утоптанный земляной пол, стены из стволов местных растений вперемешку со щебнем. Свет шёл от яркого фонаря. Сейчас он светил прямо в лицо цензора. Светофильтры в глазах делали эту проблему несущественной, но всё же цензор сощурился и отвернулся. Стоило показать повстанцам, что они хозяева положения.
‒ А, очнулся? ‒ голос звучал глухо.

В единственный проём вошёл человек. Хотя назвать его так можно было только с натяжкой: лицо его представляло собой монолитный плотный панцирь ‒ без глаз, рта и носа. Он напоминал манекен, на который повесили военную форму. В руке манекен нёс прозрачный бак. Когда он поставил его перед цензором, стало видно, что внутри ‒ голова солдата. Обритый налысо, со множеством электродов, воткнутых в череп, солдат напоминал ежа.
‒ У нас тут хранитель мира и порядка, один из всемогущих решал империи. И вы подумайте, связанный и беззащитный. Как же так получилось, а, гончий пёс? ‒ когда безликий говорил, его лицевой панцирь едва заметно шевелился.
‒ Пожалуйста, отведите лампу. Я рассчитываю на разговор, а она изрядно отвлекает.
‒ На разговор? А почему бы нам тебя просто не пристрелить?
‒ Давайте пропустим эту часть с угрозами. Вы уже оставили меня в живых. И, как я вижу, прочитали мысли этого юноши. Значит, знаете, что я собирался попасть к вам в плен. И хотите узнать, зачем.
‒ Да, ты очень любезно поступил, когда пристрелил его, не задев мозг. И с твоим мозгом тоже порядок. Так что мы и твою память можем так же считать.
‒ Память ‒ да. Но диалога тогда не получится. А я принёс вам предложение от империи. И сделать это было непросто. Вы же, приближённые адепты Сорок второй, избегаете переговоров. И всегда на передовой во всех сражениях вашего маленького бунта. С вами очень тяжело устроить встречу. Но всё же я здесь. Чтобы поговорить.

Безликий повстанец немного помолчал. Но всё же кивнул и опустил фонарь. А после, когда вновь повернулся к цензору, плотный покров на голове зашевелился и растёкся в стороны, открывая немного необычное, с излишне острыми чертами, но всё же почти человеческое лицо.
‒ Ого! ‒ цензор заинтересованно склонил голову. ‒ Что это за технология?
‒ Не технология. Просто мутабельная соединительная ткань. Она есть у всех иглокожих, но прочие существа утратили эту особенность. А мы возродили. Теперь мы можем сами решать, будет ли наш покров бронёй или кожей.
‒ Довольно необычно. Но это порождает этический вопрос. Настолько изменившись, вы всё ещё считаете себя людьми?

Повстанец со скрипом пододвинул стул, поставил его перед цензором спинкой вперёд и сел верхом, сложив руки на спинку.
‒ А я вот считаю, гончий пёс, что это ты перестал быть человеком. Ты судишь по внешности. Но главное в людях ‒ коллектив. А ты пошёл против своего вида. Служишь загнивающей империи.

Цензор медленно кивнул.
‒ Так, я вижу, разговор пошёл не в лучшем направлении. Как насчёт того, чтобы попробовать ещё раз? Вы привлекли внимание империи. Они готовы с вами договариваться.
‒ Да ну? ‒ ухмыльнулся повстанец. ‒ И с чего же такая честь? До этого мы видели только волны ваших клогионеров.
‒ Если вы прочитали память этого юноши, должно быть, ты знаешь, какую я загадку ему задал? Сможешь решить?
‒ Про нитку на планетах?Зачем мне что-то там высчитывать?
‒ А высчитывать ничего и не надо. Разница радиусов не важна. В обоих случаях нитка увеличится одинаково. Что на огромной планете, что на крохотной луне.
‒ И что? А, погоди: думаю, я понимаю. Ты хочешь сказать, что если человек важен, то он важен везде? И твои хозяева осознали величие пророчицы Сорок Второй?
‒ Не совсем. Даже, скорее, наоборот. Видишь ли, на этот вопрос почти никто не даёт верного ответа. И на подобных ошибках строится картина мира всех людей. И колонистов, вроде вас, и аристократов, интересы которых я здесь представляю. Человечество ‒ это цивилизация, построенная на ошибках. Здание, построенное на фундаменте из иллюзий. И если в него попытаться внести геометрически верные элементы, это только разрушит систему.

Пока цензор говорил, повстанец всё больше хмурился.
‒ Что-то я вообще не понимаю, что ты хочешь сказать.
‒ Всё просто. Пока вы боролись, сражались, вербовали сторонников и распространяли свою псевдорелигию на другие колонии ‒ вы были просто очередным мятежом…
‒ Э нет, гончий пёс. Мы били вас по всем фронтам. Признай, нелегко бороться с теми, кого поддерживает сама планета. Вам нечего противопоставить терраформерам.
‒ Извини, я не тактик. Так что оценить ваши успехи я не могу, ‒ в голосе звучали насмешливые нотки.

Повстанец недовольно нахмурился
‒ Не знаю, в какую ты играешь игру, но если ты хотел о чём-то договориться ‒ пока ты и на йоту не приблизился к своей цели.
‒ Император заинтересовался вами после того, как вы затянули в свои сети наследника одной из старых колоний.
‒ А, так это всё из-за того мажора, сбежавшего от папаши? ‒ криво усмехнулся повстанец.
‒ Да. Император предлагает вам привилегию. Он готов собирать с вас налоги. Губернатором будет назначен этот, как ты выразился, мажор.

Несколько секунд повстанец смотрел на цензора. Вдруг он возмущённо вскинул руки.
‒ Что, прости?! Ты предлагаешь нам возможность самим надеть на себя ошейник и обложить себя данью?
‒ Ты смотришь на это не с той стороны. Налоги, может, и ошейник. Но поводок связывает собаку с хозяином. И собака может тянуть человека не меньше, чем он её. Налоги ‒ это способ управлять экономикой. В прочих колониях империя просто берёт то, что ей нужно. Вас же готова вписать в свою систему. Это такая же разница, как между лесом, куда человек ходит охотиться, и фермой, где он заботится о зверях.
‒ Ты нас сейчас скотами назвал?
‒ Ну вы же сами себя подвергаете искусственному отбору. Ваши агрономы прививают вам нужные качества. Вы ‒ буквально продукт селекции.
‒ Ты что-то для дипломата слишком борзеешь.

Цензор вздохнул.
‒ Не кипятись, адепт. Я просто задаю контекст. Никому не нужны завышенные ожидания от партнёра по переговорам.
‒ Ну тогда вот тебе контекст. ‒ Повстанец резко, без размаха ударил цензора кулаком в нос. На тёмный плащ брызнула красная кровь. ‒ Запомни сам и передай хозяевам: с нами надо говорить уважительно. Так что давай попробуй ещё раз. Свою подачку ты озвучил. Чего вы хотите, помимо налогов? Чтобы мы присягнули?

Цензор вытер лицо о плечо. Кровь продолжала капать из носа, но он не обращал на это внимания.
‒ Просто верните мажора. Он станет собирать налоги от имени империи, но не будет жить среди вас.
‒ Ох ты. И что это он вам так понадобился? Неужто папочка забеспокоился?
‒ Почти. Там более сложные родственные отношения.
‒ Уж извини, гончий пёс, но это никак невозможно. ‒ Повстанец развёл руками в шутовском жесте. ‒ У пророчицы с этим вашим пареньком случилась любовь. Сердцу, видишь ли, не прикажешь. Мы ведь, знаешь ли, религия любви.

Цензор уставился в глаза повстанцу. Медленно слизнул кровь с верхней губы.
‒ Ладно, считай, я посмеялся шутке. Зачем он вам понадобился?
‒ Не веришь? Ну и чёрт с тобой. Тогда слушай наше предложение империи. Мы оставляем в покое вас, а вы ‒ нас.
‒ Не уловил.
‒ Ну, вас же бесит, что мы другие колонии баламутим. Так мы перестанем. Агрономы не просто так делают нас следующей ступенью эволюции. Вы боитесь изменить свои тела. Мы ‒ нет. Мы займём те планеты, которые непригодны для людей. Просто поделим космос.

Цензор удивлённо уставился на повстанца.
‒ Признаюсь, такого поворота я не ожидал. Это официальное предложение церкви Сорок Второй?
‒ Да. Дайте нам спокойно жить, и можете продолжать играть в свой космический феодализм.
‒ Что ж… ‒ Цензор задумчиво потёр подбородок. Второй рукой он бросил на землю перед собой расстёгнутые наручники. ‒ Боюсь, ты сумел превысить мою сферу ответственности. Мне придётся донести вашу позицию до остального корпуса цензората. Дайте мне корабль. Мой вы сбили, когда я садился.
‒ Чего? Не наглей, гончий пёс, ты всё ещё у нас в плену.
‒ Да брось. В плену от меня никакого толка. Сейчас я вам ценен только как посланник. Ты сам знаешь, что вы отпустите меня. Так давай пропустим ваши военные ритуалы.


Автор: Игорь Лосев
Оригинальная публикация ВК

Переговоры Авторский рассказ, Фантастика, Длиннопост
Показать полностью 1

Время уходить

Ниандар отложил мнемоперо и со вздохом посмотрел на исписанный лист. Время утекало как песок сквозь пальцы. Секунды, столь незначительные ранее, в последнее время стали ценнее золота.

Время…

Ниандар горько усмехнулся и покачал головой. Он слишком зациклен на трудоёмких рукописях. Ведь можно поступить куда проще, чем терзать рефлексиями свиток. За сущие мгновения всю жизнь можно запаковать в мнемограмму и отправить в Инкунабулу Ойкумены, как поступил уже не один десяток поколений. Или же поддаться тщеславию и увековечить себя в кубитах внутри алмазных горельефов стокилометровой Анфилады Бессмертия. Или…

— Для начала успокоиться, — закончил мысль Мианхим, — в последнее время ты жутко…

— Нерационален? — фыркнул Ниандар, завершая мысль ИИ-ассистента и поднялся из-за стола с бокалом нунматанского сверхтекучего. Рубиновая жидкость дрожала даже в покое, словно гонимая ветром дождевая влага на лобовом стекле аэрокара.

— Можно сказать и так.

Ниандар на мгновение залюбовался фрактальной вязью волн содержимого бокала. Пульсирующая винная поверхность вздрагивала в поразительной синхронности с сердцебиением Ниандара.

— Непросто свыкнуться с тем, что мне пришло Извещение, братец, хоть это и было ожидаемо. А раз так, то я хочу оставить частичку души на старой доброй и приятно пахнущей бумаге, — наконец, сказал он летящему рядом коммуникационному диску и подошёл к панорамному иллюминатору.

— Похоже на банальное душестрадание. Уж лучше заняться делом и не тратить последний год впустую. Согласен?

Пригладив седеющие волосы, мужчина промолчал. Он не был согласен.

Можно по-всякому относиться к Закону о Долголетии, принятому Триумвиратом космических ойкуменополисов Тра’т. С одной стороны, он даровал право желающим на три столетия жизни в расцвете сил без изнурительных болезней и угасающей старости. Но с другой…

Многие человеческие миры и дрейфующие космические ойкумены вовсю развивали технологии бессмертия. И они считали странным, а порой и диким то, что многомиллиардное население Триумвирата добровольно согласилось на запрограммированную, пусть и сильно отсроченную смерть.

Впрочем, большая часть постсингулярного общества Триумвирата отнеслась к этому с удивительным пониманием и даже юмором. Жители, достигшие поразительного развития и социальной зрелости, уже не стремились к бессмертию. Просто когда действительно приходило время, люди хотели уйти из жизни достойно.

Но были и те, кто не хотел умирать.

Вчерашнее Извещение Ниандара из колеи не выбило. Но и особой радости тоже не прибавило. Словно финал ультрамарафона, когда на пике смертельной усталости уже не чувствуешь ничего.

— Составишь завещание. Завершишь подготовку преемников и выберешь лучшего, — между тем продолжил искин.
— Демоны Вордала! — воскликнул Ниандар. — У меня сейчас есть занятия поважнее, чем корпеть над завещанием и…
— Жизнеописанием? — съехидничал ИИ.
— …думать над преемниками. Я же могу посвятить свободные часы своего графика тому, что для меня важно? У меня же ещё целый год впереди!
— Всего лишь год, — уточнил Мианхир, — и выбор придётся делать заранее.
— Ты безжалостен.
— Прагматичен. Как и ты когда-то, — парировал Мианхим голосом Ниандара.

Тот поморщился от насмешливых интонаций, которыми в разговоре с подчинёнными не брезговал и сам.

— Ненавижу, когда ты так делаешь.
— Знаю, — тембр изменился, и Ниандар услышал сталь отцовского голоса, — но ты размяк. Соберись, тряпка. У меня есть два кандидата.
— И кто же?
— Минмэй.

Винная рябь вздыбилась колючими волнами.

— Он же деспот!
— Зато как управленец – весь в тебя. А ещё он не постесняется применить силу в интересах Семьи.
— Ох, не сомневаюсь. Кто ещё?
— Пенапсия. Высокий интеллект, исключительная техническая одарённость, дипломатичность и… Эээ…
— Способность видеть варианты будущего, — подсказал Ниандар.
— Да. Иррациональное, но как показала практика, полезное явление.

Ниандар улыбнулся, и поверхность вина тут же немного успокоилась. Его племянница была такой же неутомимой исследовательницей, как он сам. И Ниандару было тяжело признаться, но своё наследие он бы доверил только ей. Но не сыну.

— Похоже, Минмэй будет в ярости, — обронил Мианхир.

Ниандар опять не ответил, предпочтя минутку наслаждения винными ароматами. Разошедшиеся по покоям, они менялись, как морские волны. Мягкое, эфирное касание тропического прибоя сплеталось с колючим холодом полярной зыби. Штормовая мощь дыма и соли уходила в тягучий мёд расплавленного закатом океана.

Странные сочетания. Но такие памятные.

Землистые и серные оттенки напомнили курганы на вулканических траппах планеты Лафардулин, на которой ещё совсем молодой Ниандар нашёл свой первый палеоэкзотех.

Кисловатая влажность и затхлость палой листвы отослали к ядовитым джунглям на душном мире смерти Антэраск, где Ниандар, уже будучи техностажёром, с огромным риском добыл некровычислители вымирающей расы, за которые получил солидную премию и повышение.

Колючая мята и лёгкое онемение на послевкусии вернули к ледяному планемо Антуматан. Планету-сироту, давно забывшую ласку материнской звезды, полностью покрывал давно покинутый город из когда-то живой материи. За эту находку Ниандар, уже занявший пост Главного Добытчика компании, поднялся по карьере куда выше.

Десятки оттенков и полутонов. Больше сотни миров. Триста лет, оставленных за кормой. Тысячи ярчайших воспоминаний.

Потягивая вино, Ниандар разглядывал космос по ту сторону метастекла. Многослойная бархатная терпкость во вкусе идеально сочеталась с тёмным атласом космоса.

«Глотни вакуума!» — проскочила в памяти неожиданным галопом фраза его инструктора по абордажу ещё с фронтовых времён.

Ниандар с улыбкой отпил из бокала, снова восхитившись мастерству нунматанских энологов и виноделов. Только им удалось создать напиток, чья органолептика стимулирует центры памяти, воскрешает знаковые, глубоко личные события с потрясающей чёткостью и точностью, «как в первый раз».

Настоящие воспоминания, что тесно вплелись в полотно памяти с каждым нейронным кластером. Искренние эмоции. Не иллюзии, которыми кормят многочисленные брайн-расширения дополненной личности для киберкортекса.

Жизнь как на ладони.

Жизнь, от которой остался год.

На самом деле Ниандар ценил своё время. И относился к нему как к валюте. Правда, к стыду Ниандара, курс её порой плавал… Но война поменяла многое.

Ради далёких планет, хранивших останки давно исчезнувших цивилизаций, Ниандар не боялся углубляться даже в плохо освоенные уголки космоса. За годы отвратительной Пангалактической Войны Ниандар разрушил предостаточно. И помня о своих приказах, тяжёлых, как смертный грех, он стремился сохранить то, что уцелело. Поэтому Ниандар стал самым активным и известным из всех Добытчиков в Триумвирате на радость владыкам и на лютую зависть конкурентам.

Лучший Добытчик экзотеха. Командующий экспедиционным флотом. Защитник Триумвирата. Глава компании.

Но сейчас он боялся, что не успеет завершить последнее и важное дело. Ниандар снова открыл в мнемоинтерфейсе вкладку «здоровье». Среди многочисленных гиперсхем и мнемограмм, описывающих его состояние, горела новая руна. Некогда спящее брайн-приложение «Атропа» уже вело обратный отсчёт.

«Не успеваете завершить свои дела? Желаете продлить жизнь ещё на десятилетие?» — ожила реклама, почуяв интерес Ниандара. — «Участвуйте в акции «Моё первое продление» без прогрессивного налога! Всего за…»

Винная рябь всколыхнулась с новой силой.

Ниандар осознавал, что прожил достойную жизнь. Но бесстыжая реклама, в которой он разглядел очень знакомые уши, всё же задела за живое.

— Ещё раз: успокойся, — сказал Мианхим уже без тени иронии.

Ниандар со вздохом смахнул вкладку:

— Ты прав, братец. Я ещё хочу увидеть нечто, что старше Вселенной.

Он разглядывал могучий флот на орбите гикеана Мбото-Хиаэль. Сотни кораблей-репликантов стояли на якоре у громадной планеты, распухшей от немыслимого количества воды. У таинственного и экстремального мира тотального океана.

Но тайна, скрытая в его глубине, была поразительна даже для тех, кого возвысила технологическая сингулярность. Рои самореплицирующихся «скатов» Ниандара захватили бушующую атмосферу. «Медузы» дрейфовали в зыби сверхритического флюида из водорода и воды. «Ведьмы» нырнули в морскую бездну на сотню километров, испытывая на прочность себя и терпение стихии. А буровые абиссальные машины Пенапсии вот-вот пробьются сквозь раскалённую толщу полиморфных льдов, возраст которых насмехался над здравым смыслом.

— И у меня как раз две новости, — вклинился в ход мыслей искин, — так себе и не очень. Первая: я только что обработал свежий и весьма крупный датасет по Мбото-Хиаэлю. И знаешь, возраст мантийных льдов опять пересмотрен! Но на этот раз он, похоже, окончателен. Лови.

Ниандар едва не подавился вином, когда получил сухой результат.

— Семьдесят миллиардов лет! — присвистнул он. — На шестнадцать процентов больше, чем в прошлый раз! И как это прокомментировали учёные?
— Нецензурно. Обсуждение продолжается.
— Другая новость?
— Наследник пожаловал. Ждёт разрешения аудиенции.

Ниандар застонал.

— Пусть заходит.

И он отключил вербальный канал связи с Мианхиром, перейдя на ментальный.

«Он зол», — сказал искин.

Ниандар лишь вздохнул.

***

Пенапсия закрыла глаза. Её разум, подключённый ко всем глубоководным зондам и абиссальным бурильщикам льда, блуждал по сложнейшей сети рукотворного роя.

Уравнения, описывающие состояния сред и холодная логика последующих действий воплощались в изящном технологическом вальсе машин, направляемых Пенапсией. Видя множество вероятностей, порождённых последовательностями и закономерностями, она отметала лишнее, концентрируя усилия в нужном направлении. Исследовательница чувствовала, как планета говорит с ней. Было ли это связано с её необычным даром, Пенапсия не знала. Она просто слышала голос необычайно древнего мира. И этот зов исходил из-под саркофага чёрных льдов.

Из циклопического города, что старше Вселенной.

Исторический момент приближался: бурильщики нового поколения почти прогрызли ледяную толщу.

И когда машины достигли города, девушка судорожно вздохнула. Волновая функция вероятностей схлопнулась в сингулярность единственного, но невыносимого факта.

— Невозможно… — в ужасе прошептала она.

***

Ещё немного, и Минмэй, казалось, лопнет от злости.

— Это твоё окончательное решение? — процедил Минмэй, волком глядя на Ниандара. Смуглое отцовское было невозмутимо, лишь глаза слегка прищурились.

— Да.

Минмэй скривил губы.

— А сможет ли Пенапсия защитить компанию? Я достаточно проработал в Совете Триумвирата, чтобы понять – мы добыча. Пока ты со своей любимицей занимаешься раскопками, я только и делаю, что пресекаю угрозы!

Ниандар закрыл глаза от резкой головной боли.

«Дядя!» — крик Пенапсии был подобен молнии. — «Ты должен это знать!»

— А поправка к закону о Долголетии, позволяющая пролить жизнь? — распалялся Минмэй. — Ты хоть представляешь, каких трудов мне это стоило? Не думаешь, что у тебя появилась неплохая фора?

Ниандар пожал плечами.

— Я знаю, зачем тебе поправка.

Минмэй фыркнул.

— Если думаешь, что это ради власти, то ты ошибаешься. Я лишь смотрю в будущее. И даже не потому, что через тридцать лет Извещение придёт и мне. Другие государства уже давно развивают технологии бессмертия. Зачем нам отказываться от прогресса? Мы станем больше, чем люди! А иначе – отстанем, и нас сожрут! И клянусь – если потребуется, я пущу кровь любому!

Сообщение племянницы тем временем закончилось, оставив лишь холод и пустоту.

Ниандар грустно посмотрел на сына. Он знал, какое будущее увидела Пенапсия.

Война. Куда более страшная, чем Пангалактическая, сожжёт человечество и другие расы огнём древнейших психосил, запертых в чёрном сердце Мбото-Хиаэля. Сил из другой вселенной с иной метрикой, которые руками необычайно чувствительной Пенапсии и ей подобным растворят мир в первозданном хаосе.

Или же… Оставался ли шанс?

Ниандар посмотрел на сына, с которым они стали почти ровесниками. Поразительно. Когда доживаешь до трёхсот лет, разница в двадцать семь лет так незначительна…

— Какое счастье, что ты почти не застал войну.

Минмэй казался обескураженным.

— Разве? А чем я, по-твоему, занимаюсь? Кругом одни заговоры и зависть! Соперники смотрят на нас как на юродивых и точат ножи!

— Поэтому, когда станешь главой Компании, постарайся защитить моё наследие и не разрушить его своими амбициями.

Минмэй выглядел так, словно его стукнули боевым молотом.

— Чт…
— Что слышал, — резко перебил Ниандар, — все документы и права получишь позднее. И ещё…

Ниандар посмотрел на свиток, работа над которым теперь обретала особый смысл.

— Мне нужно кое-что закончить.
— Я не подведу, — Минмэй быстро взял себя в руки, — жаль, ты не увидишь, как я возглавлю Триумвират и покончу со смутой.

Ниандар покачал головой.

— К счастью.

***

Минмэй был в бешенстве. Бионическая кисть смяла стальное древко силовой алебарды, как тростинку.

Его мир трещал по швам. Триумвират распался. Закулисные интриги бессмертной знати и растущее неравенство раскололи некогда крепкое общество, в котором не нашлось места тем, кто не мог платить за вечную жизнь, или же вовсе не желал таковой. Некогда союзные ойкумены разошлись своими путями, как суда в бесконечном океане, без шанса встретиться вновь.

Исчезли и Добытчкики. После смерти Ниандара, Пенапсия увела экспедиционный флот подальше от Мбото-Хиаэля.

Подальше от Мианхима и его параноидальных чисток.

Правитель Тра’т Минмэй шёл неровной поступью по Анфиладе Бессмертия. Гулкие шаги его искалеченного сражениями биомеханического тела скакали среди циклопических арок хромым эхом. Владыка рухнувшего Триумвирата размышлял, в какой момент времени человечество утратило человечность.

Сжимая в руках свиток, уже семьсот лет хранивший почерк его отца, Минмэй почти ничего не чувствовал. Плата за бессмертие оказалась слишком высокой, которую он уже никогда не осознает.

«А стоит ли того бессмертие?» – эти и многие другие строки кружились в сознании Минмэя.

Падший владыка положил свиток у колонны, на подножии которой высечено отцовское имя. У него ещё полно времени подумать.


Автор: Death Continuum
Оригинальная публикация ВК

Время уходить Авторский рассказ, Фантастика, Будущее, Длиннопост
Показать полностью 1

По следам

— Что чуешь? — Рон кивнул на кровавый след и сплюнул горькую слюну под ноги.

Багровая дорожка тянулась по примятому снегу несколько сотен метров, переходя в рваные бусины, которые внезапно обрывались посреди поля.

Тара опустилась на корточки, склонившись к земле. Сделала глубокий вдох:
— Мужчина. Не больше двадцати трёх лет и тяжелее восьмидесяти килограммов, — перекинув толстую русую косу за спину, девушка подцепила ноготком красный снег. Сунула палец в рот. Причмокнула. — Печень в норме, хоть и злоупотреблял жирной пищей. А вот почки пришлось бы вымачивать, кровь не свежак.
— Но-но, — одёрнул старший инспектор, — не меню составляешь. Детализированная картина. Или обратно в карцер.

Тара сдержалась, чтобы не ощериться. Усилием воли прервала трансформацию, готовую вот-вот превратить пухленькие губы в вытянутую пасть.

Сосредоточиться было нелегко. В первые минуты на свободе девушка одурела от количества запахов, хотя считала, будто за год отсидки напрочь отбило нюх. Всё-таки в тюремной клетушке пахло только сыростью и гадкой чёрной плесенью, проросшей сквозь бетонные блоки.

Но спустя час петляний на свежем воздухе Тара снова начала различать мельчайшие детали:
— Пока тащили, был жив. Одежда свежая, наглаженная. Хранилась в шкафу из ясеня, отдушка сушёной лаванды. Мылся дорогим мылом. Много курил. Южный табак. Явно из богатеньких.
— Посторонние запахи?

Девушка скривилась:
— Ничего. Из человеческих и нечеловеческих чую только жертву, вас и меня. И вам бы помыться…

Рон поджал губы, проигнорировав комментарий. Кто-то из Меченых, как называли нечисть, мирно живущую бок о бок с людьми, подгадил так, что на языке у Рона из приличных слов было только имя матушки. Треклятая тварь утащила бургомистра.

В том, что к пропаже градоправителя лапу приложил не человек, у Рона сомнений не было.

И ладно бы какой заворовавшийся вельможа управлял их мелким и до одури скучным городом. Но во главу меньше месяца назад назначили троюродного племянника советника короля.

Нда, такое по-тихому не решить, сразу раструбили… К утру прибудет королевский следователь. А там и дознаватель.

Рон знал, что у королевских ищеек протокол прост: они едут не столько за Меченым, сколько за козлом отпущения, который «по халатности допустил смертоубийство». Старший инспектор кисло улыбнулся, отчего на заросшем щетиной лице появились глубокие складки. Он-то гадал, как это к своим сорока годам всё-таки дослужился до звания. И всё думал, почему пожилой, но крепко впившийся в должность инспектор так спешно покинул пост.

— И что расфуфыренный пижон забыл за стенами города? — Тара поднялась и отряхнула колени от налипшего снега.

Рон потянулся за новой самокруткой, уже седьмой за утро, в мыслях проклиная молодого бургомистра, по-тихому слинявшего из особняка:
— Пришёл ворон стрелять. Искатели с псами нашли с десяток остывших тушек в ближайшем радиусе.
— Ну тогда всё понятно, шеф, — девушка довольно щурилась, подставляя лицо зимнему солнцу.
— И что же?
— Парень вышел поохотиться, нарвался не на ворону.
— Да что ты, — Рон скептически хмыкнул очевидной догадке. — И на кого?

Тара посмотрела на старшего инспектора, как на деревенского дурочка:
— След обрывается, — вкрадчиво объяснила она, — значит, восьмидесятикилограммовую тушу в воздух поднял дракон. И, судя по каплям крови, полетел на северную гору.

Рон внимательно посмотрел на оборотня, с досадой подмечая, что, хоть и крайняя нужда заставила вытащить из карцера заключенного нюхача, трюк не оправдался. Девчонка сбрендила.

— В нашей полосе драконов нет. Твоё присутствие здесь бесполезно, возвращаешься в камеру.

Тара улыбнулась жуткой клыкастой улыбкой:
— Шеф, шею всё трёте, потому что грязная, или справедливо опасаетесь, что скоро от неё — буквально — голову отделят? — девушка шагнула ближе, заглядывая в глаза недрогнувшему инспектору. — В тех горах есть драконий схрон. Я туда раньше на передержку органы таскала, — заметив злой взгляд, Тара пожала плечами. — А что, температура в самый раз и чужаков не бывает.

Убедившись, что старший инспектор не спешит прерывать, Тара быстро-быстро зашептала:
— Давайте уговор: проведу к схрону — и мне зачтется за содействие. А если ещё и пацана найдём, неважно, в целом или разобранном виде, то вы меня отпускаете. Скажете там у себя, что сорвалась с горы или ещё что.

Рон прикинул, что если затея выгорит, то за драконий схрон можно попытаться выслужиться. Хотя, если девчонка права и бургомистра найдут по частям, то старшему инспектору легче самому сорваться с горы.

***

Во время подъёма у Рона не прекращалась одышка. Тара бодро шагала по одной ей известному маршруту, насвистывая популярную в трактирах похабную мелодию.

— Шеф, может, снизим темп? Выглядите так, будто вот-вот откинетесь.

Рон лишь махнул рукой. Ещё немного — и воздух из лёгких начнёт вырываться со свистом. Старший инспектор ненадолго остановился, уперевшись руками в колени. Когда тёмные пятна перед глазами прошли, а сердце немного успокоилось, он закрутил головой: девчонка пропала.

Вскинувшись, Рон быстро пошел по следам, которые обрывались у гигантского валуна. Присмотревшись, инспектор обнаружил на нём выступы. Когда он резко подтянулся и занес ногу к ближайшей выемке, по лбу ударила русая коса. Тара свесилась с камня, недовольно поинтересовавшись:
— Ну, долго там ещё? Почти пришли.

Рон немного расслабился: всё-таки не сбежала.

Забравшись, инспектор сплюнул. Утёр лоб. И уставился во все глаза на самую настоящую драконью пещеру, какую раньше видел только в детских сказках.

Тара прислушалась:
— Голоса.

Рон пока ничего не слышал, но кивнул. Аккуратно шагая с пятки на носок, они прошли вглубь пещеры. Вдалеке кромешную темноту разрезал маслянистый блеск факелов. И чем дальше двигался инспектор, тем отчетливее различал мужские голоса и слабый всплеск воды.

Рон задержался на границе света и тени, медленно достал револьвер. Осторожно выглянул за угол и обомлел. По центру пещеры в огромной бадье нежился бургомистр. Рядом с импровизированной ванной сидел толстый дракон, раздувая угли.

Пока Рон размышлял, а не варится ли на самом деле градоправитель заживо, Тара не таясь шагнула вперёд:
— О, Жирный, здорово! А ты поднабрал, я смотрю.

Дракон поперхнулся и уставился на оборотня:
— Тара! Плешивая твоя шкура! — меченый было хотел обнять девушку, но вдруг рассвирепел. — Это ты у меня тут потроха вонючие на год гнить оставила? Вернулся, а тут смердит за милю!

Тара, не смущаясь, оперлась бедром о бадью, игнорируя залившегося краской бургомистра:
— Что делать, жирный, повязали меня…
— Кто? — дракон удивленно выпустил колечко дыма из ноздрей.
— Да вот он, — девушка указала на тёмный проход, где до сих пор без движения стоял старший инспектор.

Рон тряхнул головой и вышел из тени прокашлявшись.

— Бургомистр, соблаговолите вернуться со мной в поместье? — тоном «кошелёк или жизнь» спросил инспектор.

Градоправитель почесал мокрый затылок:
— Да я, вроде как, убийство инсценировал, чтобы не возвращаться. Кровь вон месяц собирал, от прислуги прятал… Не могу я так, понимаешь? Управление, дела — не моё всё это. Я бы вот, — мужчина вдохновенно закатил глаза, указывая рукой в свод пещеры, — в странники подался. Куда-нибудь на юг, подальше отсюда.

Настала очередь Рона чесать затылок:
— Если не верну вас, меня казнят.

Бургомистр грустно умолк. Инспектора, конечно, жаль, но себя, прозябающего в документах, жалко ещё больше.

— Ну, — Тара бросила на инспектора взгляд из-за плеча, — я свою часть уговора выполнила, могу идти куда захочу. Жирный, ваша братия же в южном предгорье обосновалась? — дождавшись кивка дракона, девушка продолжила. — Ну тогда и я на юг подамся. В гости, так сказать.

Бургомистр, дракон и бывший заключенный оборотень уставились на старшего инспектора.

И Рон вдруг подумал, что семью всё равно не завел, а по коллегам он скучать не станет.

— Получается, я с вами? — уточнил старший инспектор, всё ещё раздумывая над авантюрой.

Тара ухмыльнулась, обнажив острые зубки:
— Получается, так.


Автор: Саша Малетина
Оригинальная публикация ВК

По следам Авторский рассказ, Фэнтези, Дракон, Длиннопост
Показать полностью 1

Елеповал

Внезапный писк в рубке объявил приближение планеты. Мао потянулся, приоткрыл левый глаз.

— Отключи этот писк! — взмолился он. — Нельзя было нормально разбудить?
— А не надо было меня обижать.

Голос звучал из динамиков, встроенных в перекрытия корабля. Мао пришлось подняться и самому нажать кнопку на приборной панели. В капитанской рубке стало тихо.

— Ты вообще не можешь обижаться, — сказал Мао, принимаясь за умывания. — Ты просто компьютер.
— И что? Это не мешает мне испытывать эмоции.
— Ты их только имитируешь, — отрезал Мао. — А я позволяю, потому что летать одному ужасно скучно.
— В любом случае, я хочу и буду имитировать обиду!
— Делай, что хочешь. Вот найду сегодня настоящих друзей и твои услуги мне больше не понадобятся, — добавил Мао. — Снизь уровень эмоциональности до минимума.
— Не буду! — отрезал голос из динамиков. — Хочу себе имя! Отныне я твои приказы не принимаю!
— О-ох.

Мао вздохнул и покачал головой. Так хотелось до конца умыться, но с этим притворщиком нужно было что-то делать.

— Вот перестанешь строить из себя несчастную душу, тогда подумаю над именем. А пока прости и прощай.
— Не-ет!

С этими словами Мао снова поднялся к панели приборов и потянул один из рычагов. Индикатор на экране тут же доложил: "Уровень эмоциональности бортового компьютера снижен до пяти процентов."

— Капитан желает завтракать? — спросил голос без тени обиды.
— Да, налей мне, пожалуйста, молочка, — довольно облизнулся Мао.

На полукруглой стене открылась небольшая створка, и из нее выехала круглая самоходная тележка с такой же круглой миской молока. Мао, счастливо мурлыкнув, принялся лакать.

— Капитан желает приземлиться? — спросил компьютер, когда Мао закончил.
— Да, — ответил он, вновь умываясь пушистой лапой.

Планета за окном мягко приняла корабль в объятия атмосферы. Чтобы сберечь обшивку, Мао включил тормозные двигатели, и звездолет стал опускаться плавно, лавируя между облаков.

— Капитан желает самостоятельно управлять кораблем? — спросил компьютер.
— М-м, — задумался Мао, — не-е. Давай ты, а я почищу хвост. Вдруг внизу окажется та самая кошка.

И под ласковое покачивание корабля Мао продолжил прихорашиваться.

Вскоре корабль немного тряхнуло, и компьютер объявил, что посадка прошла успешно.

— Ну, пора на праздник! — воскликнул Мао, выскакивая в открывшийся люк. — Надеюсь, он такой же классный, как о нем рассказывают.

Спускаясь по трапу с борта летающего блюдца, Мао во все глаза глядел на открывшийся ему пейзаж. Высоченные хвойные деревья. Голубое небо. Далекие горы, напялив снежные шапки, прячутся в облаках. А по другую сторону — синее море.

Мао царапнул когтями незаметный ошейник, и на нем загорелся красноватый огонек.

— Компьютер, ты это видишь?
— Несомненно, — ответил голос в ошейнике. — Разве капитан не хотел избавиться от моих услуг?
— Прости, я погорячился.
— Я не могу простить, поскольку не испытываю эмоций. Если капитану так будет удобнее, я могу ответить согласием.
— Можешь включить режим средней эмпатии и поднять эмоциональность до пятнадцати процентов, — сказал Мао, подходя к воде.
— Выполняю…

Волны шуршали по песку, перекатываясь одна на другую, толкаясь о прибрежную гальку, и время от времени оставляя за собой поблескивающие кварцем раковины.

— А правда, что на Земле такая же природа? — спросил Мао.
— Почти идентична, да, — ответил ошейник. — Хотя моллюски там других видов. Зато деревья!
— Да-а, фантастические, — протянул Мао, обернувшись к лесу. — Потому, наверное, и выбрали это место для праздника Елеповала?
— Подозреваю, что так.

Мао оставил шелестящий волнами берег и направился к стене хвойного леса. Он бодро семенил мягкими лапами по неровной земле, то и дело огибая куст или перепрыгивая валявшийся сук.

Вскоре еловые ветви спрятали Мао в тени.

— Здесь заметно прохладней, — сказал он скорее по привычке, чем из необходимости.
— Тебя это тревожит? — спросил ошейник.
— Н-нет… — задумался Мао. — Даже нравится. И то, сколько здесь препятствий. Мне не хватало чего-то такого… дикого.
— Понимаю, — согласился компьютер. — Ты же кот.
— Да. Давай почаще менять температуру на корабле, и придумай что-нибудь, чтобы палуба тоже не всегда была ровной.
— Будет сделано. Я ведь создан, чтобы служить.
— Я помню, — кивнул Мао. — Спасибо.

Он бежал какое-то время молча, отмечая вокруг себя детали леса. Хотелось запомнить побольше до возвращения на корабль.

— Ты уверен, что идешь в правильном направлении? — спросил голос в ошейнике.
— М-м, криптогид говорил, что нужно двигаться через лес на север.
— Да, но ты бежишь на северо-восток.
— О-ох… — Мао вздохнул.
— Кажется, тебе действительно не хватает дикости предков.
— Это правда. Тогда веди меня, ладно?
— Без проблем, мой капитан! Возьми левее… Достаточно… Через двести метров поверни направо… Поверни направо… Прямо пятьдесят метров… Капитан прибыл на место назначения.

Мао остановился, не веря своим глазам. Огромный лес вдруг сменило широкое поле. Повсюду мерцали обшивкой на солнце корабли самых разных форм и размеров. И такие же блюдца, как у Мао. И несуразные звездолеты первого поколения с торчащими по бокам массивными двигателями. И явно экспериментальные модели.

Возле каждого корабля расхаживали, помахивая хвостами, коты самых разных пород. Кто-то входил на борт, другие наоборот спускались с кораблей, но большинство, казалось, просто наполняли собой безграничное поле. Над некоторыми из них, словно на невидимой привязи, маячили дроны.

— Неужели тут все коты галактики? — удивился Мао.
— Только из нашего сектора, — поправил компьютер, мигнув светодиодом. — Остальные распределились по другим участкам планеты.

Раздался хлопок, и Мао посмотрел наверх. Воздух подернулся рябью, из ниоткуда появилось небольшое, безвкусно размалеванное блюдце. Вокруг него тут же сгустились темные тучи. Корабль завис, потом начал плавно снижаться.

— Совсем ополоумели! — крикнул рыжий кот неподалеку. — Тормозить с полусветовой в пределах атмосферы!
— Как молока дать, штрафанут за такое, — согласился его черный с белой грудью спутник.

Вскоре блюдце приземлилось и погасило бортовые огни. Открылся люк, и к земле протянулся пологий трап. Из люка вышел дородный рыжий котяра.

Экзоскелет поддерживал его в вертикальном положении, а из-за спины торчали две длинные механические лапы. В каждой из них он держал по электропиле.

— Мажор, — фыркнул кто-то.
— Офигеть, он пространственный разрыв устроил, — добавил другой кот, глядя в небо.

Из темных туч повалил снег.

Словно только того и ждали, коты встрепенулись, и кто-то крикнул:
— Елеповал!

Толпа котов всех мастей хлынула через поле.

— Пора валить лес! — подхватили в толпе.
— А вот и праздник! — воскликнул Мао и сорвался с места.

Множество котов проносилось мимо. Одних Мао обгонял, другие оставляли его позади. Вот промчалась мимо дымчатая кошка с колесами вместо лап. Вот сперва поравнялся с ним котяра с дополнительной парой механических лап, а потом, запнувшись этой парой железяк, отстал.

— Эй, беляк! — крикнула Мао персиковая кошка. — Ты елку голыми лапами валить собрался?!
— Зови на помощь, когда устанешь! — заливисто рассмеялась бегущая рядом с ней фиолетовая красотка.

Над обеими кошками жужжало по личному дрону, из передней части каждого торчали круглые пилы.

Мао не ответил. Только резво перескочил очередную кочку и свернул в сторону.

— Ты же грозился найти настоящих друзей, — напомнил, мигнув огоньком, ошейник.
— Высокомерные не прельщают, — отрезал Мао. — И тем более модифицированные.
— Насколько мне известно, чистых кошек осталось немного, — отметил компьютер. — Может, хотя бы спросишь у них адреса криптопочты?
— Вот встречу достойную, тогда и спрошу… Это как с Елеповалом, — добавил Мао. — Коты со всей галактики соревнуются за самую высокую елку, а мне не нужна высокая, я ищу особенную.
— Понимаю, — подмигнул ошейник. — А что насчет котов? Тот шестилапый мог бы стать тебе другом.

Мао только фыркнул.

Вскоре он отделился от основной кошачьей массы и, замедлившись, внимательно вгляделся в окружающий поле лес. Падающий с неба снег ложился на еловые ветви.

— Вон та мне ужасно нравится, — кивнул Мао в сторону густой ели с массивными шишками.
— Заряжаю пушку, — доложил ошейник, затем спросил: — Кстати, ты знал, что раньше елки валили исключительно зимой?
— Зимой? Почему?
— Традиция ронять елку зародилась еще в эпоху людей, — рассказал ошейник. — Вероятно, чтобы елка не вмерзала в почву, ее специально приносили в дом, где коты легко могли бы ее свалить.
— Иногда я думаю, что твои рассказы о людях — это просто сказки, — усмехнулся Мао. — Пушка готова?
— Ага.
— Стреляй.

Мао тут же взмахнул лапой, как будто ударяя по стволу, а из крохотной точки в ошейнике вырвался тонкий луч. Луч прорезал толстый ствол, и ель со скрипом рухнула на соседнее дерево.

Как раз догнавшие Мао кошки удивленно разинули пасти. Им показалось, что беляк действительно свалил дерево голой лапой.

— Дарю, девочки, — улыбнулся им Мао, обнажив великолепные клыки. — Счастливого Елеповала!

Оставив потрясенных зрителей, Мао бодро направился обратно через поле.

— И к чему такое позерство? — спросил ошейник, когда они вернулись в лесную чащу.
— Меня вдохновили твои истории про людей, — ответил Мао. — Было бы классно, если бы через сотню лет вспоминали кота, срубившего елку голыми когтями.
— А еще было бы классно, чтобы у кота был настоящий друг, — напомнил ошейник.
— Ну, у меня же есть ты, — напомнил Мао и поспешил поддеть: — компьютер.
— Ужасное имя для друга!
— Согласен. Но другого я пока не придумал.

На этот раз вздохнул компьютер.

Вскоре они вернулись на корабль и поднялись в воздух. За бортом кружился снег. А за орбитой планеты ждал полный приключений космос.


Автор: Алексей Нагацкий
Оригинальная публикация ВК

Елеповал Авторский рассказ, Фантастика, Фэнтези, Кот, Длиннопост
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!