Весенние обострение Сургут
В Сургуте в районе Тюменского тракта жители неоднократно стали замечать мужчину который трогает себя за генеталии.
Потеплело...
В Сургуте в районе Тюменского тракта жители неоднократно стали замечать мужчину который трогает себя за генеталии.
Потеплело...
Коран, 2:39: "А те, которые не уверуют и сочтут ложью Наши знамения, будут обитателями Огня(Ада)😢. Они пребудут там вечно.😢😔😔😔💔💔💔
– А что родители?
– В другой спальне были, в левом крыле, – сонно ответил следователь Женя. Он вёл его через сад, нужно было обойти дом. Игровая площадка с деревянными фигурами находилась с задней стороны.
– И не проснулись?..
– Нет. Не слышали даже, как кричала соседка. Наши разбудили. Когда наряд приехал и опергруппа.
Вот это дела. Второй из троицы. Пётр Вениаминович Дорогомилов, он же Горюнков до тридцати одного года. Ножа для колки льда на этот раз на месте убийства не обнаружили, но точно такой же японский нож остался в теле убитого. И выглядело всё теперь намного изощрённей. Кишки намотали на забор, выпустили на всю длину и развесили. Как гирлянды красовались на железной изгороди, оплетённой ранним вьюном. Мёртвому, ему развязали ноги и руки, сбросили с сиденья качели и вставили нож… в общем, туда. Это уже на маскировку заказного убийства под бытовое не тянуло ни с какими волшебными натяжками. Как бы Мишины ребята по указке начальства не старались.
«Уаааа… Уаааа…» – раздавалось за ближайшим углом. Значит, Юра был на месте. Художеством, оставленным убийцей, впечатлился. Кирилл говорил, что он не блевал только в морге, где проводил вскрытия. Чувствовал себя там на своей территории. Был лучше любого судмедэксперта, потому на особые дела всегда привозили первым. И пусть заблюёт всё вокруг и изгадит, но вещи иногда замечал такие, мимо которых обычный тренированный взгляд проскакивал. Например, это Юра заметил щель в доме Вербицкого, на месте убийства, куда вставляли нож для колки льда, чтобы согнуть немного лезвие. На кухне, под гарнитуром. Не важно для чего – не его задача искать причины. Главное, указал на деталь.
Данила остановился. Его самого чуть не вывернуло. От выпитого с Верой в кофейне коньяка подташнивало на голодный желудок. Ужинать перед сном не стал, было поздно. Может, и хорошо, а то местечко рядом с Юрой у клумбы было свободно. Для глаз и желудка впечатлений в саду родителей Горюнкова-Дорогомилова было в это утро достаточно.
– Женщина... – дважды медленно обойдя всё место, вынес, наконец, свой вердикт Данила.
– Что?.. – Кирилл нёс за ним папку, тогда как Женя отошёл к ребятам.
– Своими руками или нет, но с большей вероятностью за всем стоит женщина. И она не совсем здорова. Есть признаки творческой хаотичной инсталляции. Простым языком выражаясь – "художества в полях"...
– Что это значит?
– Скульптор иногда не видит будущей скульптуры в мёртвом камне, а художник – пейзажа на полотне, пока не возьмут в руки один – долото, а другой – свою кисть... – остановились у яблони. – Прониклась на месте, так сказать… А это что?..
На земле, метрах в десяти от тела, лежала заколка для волос. Не затоптанная, не заржавевшая от долгого лежания, а будто вот уронили. Данила подозвал одного из ребят. Знаком показал, что б захватил пакет для найденного.
– Что наши девочки?
– Альбина всю ночь была дома. Аллу и Алёну проверили только утром. Недавно.
Он обернулся.
– Да помилуй же, Саныч, где я столько наружки возьму? Мы с Женькой сами не спали, у подъездов вчерашних девиц дежурили...
– А Вяземский?
– За домом наблюдают. Ему уже сообщили, но пока никуда не выезжал.
– Давай-ка сразу к нему…
Он знал, что Валентин Григорьевич Вяземский подвигами юности не сильно отстал от убитых. И в недавних похождениях тоже. Но вряд ли что скажет сейчас интересного. Любопытно было просто взглянуть на реакции на лице. Человека, который знает, что происходит, отличить от незнающего легко. Однако на лице Валентина Григорьевича во время разговора отчётливо проступил третий тип – допускал, что такое возможно, но не знал, откуда прилетел бумеранг. Да, наследили ребята в этой жизни.
– Вы понимаете, что,.. можете стать третьим? – обязан был спросить его Данила и спросил.
– С чего бы? – достаточно резко произнёс в ответ собеседник. – У меня есть охрана. А за последний месяц Андрей и Пётр, скорее всего, сами во что-то наступили. Я два дня назад вернулся из Греции. Общих долгов у нас нет. А вот у них двоих – были. Пощупайте кемеровских, это ж все знают. Говорил не связываться с ними. Не послушали…
Это было правдой. Не насчёт кемеровских, а по поводу Греции и последних застолий. Дорогомилов и Вербицкий несколько дней гуляли вдвоём, почти все майские. С гостями, разумеется, и с девочками. Обошлось без пароходов и яхт, несколько ресторанов в городе и скучные дачные посиделки. Со слов управляющего, горничной и охраны всё прошло скромно. Надо бы ещё раз их допросить, поскольку Дорогомилов умер, могли теперь сказать что-то больше. Мишины ребята пусть и займутся, у него людей больше.
– Наружку пока не снимать, – распорядился Данила. Вяземский вышел из дома через пять минут, в сопровождении охранника и водителя. Видели, как его мерседес уехал в город. Загородный дом, возле которого они стояли и где хозяин появлялся чаще всего, располагался в полутора километрах от дома родителей Дорогомилова. Всё тут было близко, и кто-то безбоязненно кромсал бизнесменов японскими ножами. Ещё и так дерзко, с вызовом. Кишки на заборе развесили не что б напугать соседей. Это был «звоночек» Вяземскому, последнему из троицы. Стойкое сложилось на этот счёт предчувствие.
Офис Вербицкого в этот день мог вызвать настоящее нерабочее отвращение. Если б только не мысль, что где-то на пару этажей выше ведёт приём Вера Борисовна. Время посещений в её кабинете начиналось в девять. Кому-то проблемы мешали жить прямо с утра. Данила появился позже, до десяти успел доехать до гостиницы и отдохнуть пару часов. Уснуть, кажется, толком не сумел, хотя какие-то видения посещали. Прыгающая с высоты Оксана, музыка, теплоход. Такое было возможно лишь в утренние часы. Провалишься на 20 минут, а перед глазами развернётся целая эпопея. Пытался достать девушку из воды, потому что в грёзах она сорвалась не с крыши двухэтажки, а прыгнула в воду с борта. А когда вынырнули из Волги, вместе гребли на каком-то большом контрабасе к берегу. Надо же такому присниться. Редкие сновидения касались его работы, но иногда оно случалось. Прекрасный повод навестить сегодня психолога.
В мягкое кресло в кабинете, где ещё недавно Андрей Вербицкий проводил совещания, Данила погрузился на несколько часов. Всё было собрано в папку. Имелось небольшое досье на каждого, составлены все были им лично. Их было уже девятнадцать – таким он видел близкий круг Вербицкого на момент убийства. Видео опросов и записи с камер в холле собрал в свой ноут. Включил и пересматривал, как позавчера толпились люди с цветами. Дима написал, что по записи с диктофона ничего интересного не выявил. «Амазонки» язвительно трепались, много молчали, и полезного сказали чуть. Два раза за ночь переслушал.
– Данила Александрович, с девушками-то что делать? – заглянул стажёр. – Кирилл Андреевич звонил. По всем трём подтвердилось, что дома были сегодня.
– Отпускай…
Покрутил снова видео, во второй раз полистал досье. Откидывал голову назад и сосредотачивался. Ничего. Ни один из перечня не подходил. А с появлением нового трупа начинать нужно заново. Если шеф даст команду углубиться, то он останется. Но после недавнего звонка почувствовал, что на самом верху хотят всё переиграть. Борисыч осторожно об этом говорил, намёками. Нехорошо было на личные дела такие убийства списывать, портить покойным репутацию, когда они так постарались при жизни для общества. Зато кемеровские бизнесмены, о которых упомянул Вяземский, много кому надоели, и Мишина группа за несколько часов хорошо постаралась, чего-то на них уже нарыла по своим каналам. Удобней вроде как оказалось всё на них вешать. При возможности, разумеется. Так что полковник слегка «натянул поводок», велел пока не усердствовать. Глядишь и намордник скоро наденет.
В дверь постучали. Одна из «амазонок» оставила вчера здесь помаду, доложил стажёр. Разрешили ей войти. Данила сначала продолжал листать бумаги, а потом поднял голову. Алёна Велеславовна. Или просто Алёна. Нашла свою забытую помадку, накинула на плечо сумочку и вильнула напоследок задом, обернулась в дверях на миг. Даже после Аллочкиных пиздюлей – фонарь под глазом горел ярко, как красный сигнал светофора – оставалась бессовестно красивой. Однако, полагал он, красота должна быть с совестью. С берегами и границами. Полыхающей, как вечный огонь. Красота такой амазонки, как Алёна, может быстро приесться. Вербицкого, по слухам, хватило на три дня, размолвка у них вышла на четвёртый. Да и не в его она вкусе, Данила таких не очень жаловал. Вкус же, как известно, – самая капризная женщина в жизни любого мужчины.
Впечатлённый собственным сравнением, он резко встал. Отложил бумаги. Почему бы и нет? Кофе, в конце концов, после развода он пить уже с кем-то научился. Мог теперь кому-то позволить залезть себе в голову. Хуже от этого точно не станет. Быстро накинул светлый пиджак, сегодня был при костюме. Зашёл выпить чашечку кофе в столовую, для храбрости, разумеется, и там же взял печенье с предсказаниями. «Если волшебство сегодня не случится, пусть это станет его горем», – гласила бумажка. Что ж, он и не ждал чудес. Дело-то сложное. Набрался смелости и с четвёртого спустился на третий…
Повезло, что на приёме никого не оказалось. Вера Борисовна была удивлена, но на сеанс согласилась без колебаний. Уложила его на диван, сама же осталась на стуле. Лишь изредка он не угадывал вопросы и их последовательность – «азбука» для него была знакомой. А потом, когда она спросила про полный контроль, его вдруг осенило. Вскочил. И, удивив её не мало, выбежал из кабинета, пообещав вернуться. Конечно же, контроль! Он просто просмотрел её, потому что она давно готовилась. Вот и не попала в лист подозрений. Сама, можно сказать, не вписала себя в него или вычеркнула. Всегда была рядом и всё контролировала, всё знала о них троих. А женщин, которых Данила отбросил поначалу, можно было насчитать десятка полтора, от младших бизнес-партнёров, сотрудниц, знакомых до мелкой прислуги и подчинённых здесь. Обижена была. Умна. Мудро скрылась в тени перед убийствами и выпала из поля зрения. Он-то отсматривал тех, кто в нём оставался – так ему велели. Всегда самым ближним кругом занимался. Эта же дама немножко отступила за границы. При «сорванной кукушке» последовательна и осторожна. Опасный противник. Разведёт перед носом костёр и устроит пожар.
«И что?..» – не понимал Лев Борисович.
«А то, что ждала она его, – продолжал Данила – Ждала, когда соберётся вся троица, без этого не начинала. И в первый же день приезда Вяземского из Греции Вербицкого вдруг не стало. Дорогомилова – сегодня; убила б и вчера, но он всю ночь в местном казино сидел в подвале. Вяземский теперь по плану. Чую. Печёнкой. А печёнка у «психов» вроде меня – вся в голове…»
Полковник молчал, сопел в ухо.
«Что, прям сегодня третий труп будет?..»
«Да не, денёк подождём. До второго трупа она понимала, что можем не сообразить про связь. И сейчас надеется, что не поймём. Потому, если создать условия… В общем, сегодня устроим ей выходной. А завтра…»
Снова сопит, старый филин. Размышляет. Ясно стало, что если сначала Данилу сюда и не для галочки отправили, то никто ни в Москве, ни здесь всерьёз личную версию уже не рассматривал. Вернее, её спешно перестраивали в заказную. Видимо, поменялись планы. Конечно, не ребята-следаки до такого додумались, им сверху эту мысль прививали. Самоубийство Оксаны накануне в газетах вообще замолчали, не было никаких грехов прошлого у убитых, копайте, пока лопаты не сломаете. А заказняк, как известно, особенно таких людей, желательно маскировать под несчастный случай, да под тяжёлую болезнь. Или под такую вот кровавую, но всё же бытовуху. Поползли уже подзаголовки про завистников, которые именно так всё обставили. Не было никакой мести, чистый заказ. Большой бизнес без большой крови не делят. Лишь бы к лику святых не причислили.
«А тебе-то зачем всё это? – раздалось, наконец, недовольно в ухе. – Ребятам подскажи. Свою задачу ты выполнил, кого надо, отсмотрел. Теперь пусть они и ловят…»
«Да взглянуть я на неё хочу, Лев Борисович, просто взглянуть! – уже нетерпеливо начал сам возбуждаться на начальство Данила. – Мне хоть про Кемерово, хоть про Старую Майну потом пусть напишут! Дайте ещё денёк-другой. Не получится, окажусь неправ – сразу вернусь. У меня профессиональный интерес. Для дальнейшего личного роста…»
Он не видел, но почувствовал, как Борисыч, поразмыслив ещё немного, махнул на него рукой. Знал старика и все его жесты, и, видимо, не больно-то с самого верху давили. Потому выдохнул раньше, чем услышал привычное «ну, добро, добро». А после этого повесил трубку. Выпил коньяку. И, сам того не ожидая, крепко проспал до утра следующего дня. На пять минут прилёг называется. Чуть дело не завалил.
– Собирай людей! – позвонил он следователю Жене рано. – И Мишиным тоже свистни. Пусть все послушают. Хотя бы примут к сведению…
У Миши были нормальные пацаны. И сам Миша был правильным. Другое дело, иглу на пластинку патефона ставило всегда начальство. Пока ехал с водителем, прошёлся по новостным выпускам в интернете. Часть из них, оказывается, пропустил. Ещё позавчера, через полтора дня после смерти Вербицкого, в газетах писали лишь про шестнадцать ударов. Не пятьдесят, не шестьдесят. Видно уже были намётки выводить всё на бизнес-разборки, без всяких личных мотивов. Очень уж менты хотели кого-то из Кемерово нагнуть. Ладно не про отравленную печеньку написали. С Дорогомиловом новости в инете разложились вообще пересохшим фонтаном. Ни слова про то, что выпотрошили. «Четыре удара ножом…» Как-то заткнули рот соседям. Записи с камеры с дома изъяли сразу, Миша сказал. С неё всё равно, как ни работай, ни увеличивай, не было ни хрена видно. Толком даже не ясно, мужчина или женщина, или вообще какое-то пугало. Однако, нет материала – нет пустых толков. Записи затёрли.
– Ну, что ж она – сегодня пойдёт за третьим что ли? Не ёбу ж далась… – с недоверием отнёсся сначала к идее Миша.
Для Данилы же ясно было одно: ёбу или не ёбу, кому бы или чему бы она не далась, а без этих троих уродов не обошлось. Всё из-за них, и никак по-другому.
– Ты сам видел, какое Рождество на соседском заборе устроила, – ответил он вслух Михаилу. – Вот и посмотрим. Есть чувство и понимание, что пойдёт до конца. Сегодня, если поможем. А ошибаюсь я или нет – увидим вместе…
Миша кивнул головой. От него-то требовалось дать двух парней покрепче и помоложе, да помочь устроить засаду. И с Вяземским поговорить заранее, что б отослал всю охрану от себя и приехал в офис Вербицкого один, без водителя. Там чтобы хорошо засветиться, побольше всем о планах на вечер рассказал. Миша обещал устроить. Руками, правда, развёл, мол, сам понимаешь, в газеты и это может не попасть. Бабу, если и возьмут, подальше закроют, а дело всё равно повернут по-своему…
Нервное возбуждение таким у него было впервые. Каждые пятнадцать минут порывался достать телефон, набрать Женю, Кирилла или Мишу. Хотел отменить всё к херам. Пусть сами тут варятся в своём котле правды и справедливости. В какой монастырь не сунься, а правила свои не навяжешь. Более того, прослывёшь дураком. Ну, поймают они её, как объяснил Миша, запрячут куда-нибудь далеко. А граждан Вербицкого с Дорогомиловым похоронят с почётом, и у каждого на главной городской площади будет своя именная плита. Может, кстати, и хорошо – будет куда сходить плюнуть. Тот же Ли Сюнь, например, с уважением вспоминавший Вербицкую Надежду Анатольевну, от сынули её золотого натерпелся премного. Да пусть хоть очередь выстроиться, чтобы плюнуть и растереть – может так и должна выглядеть в современном мире справедливость? На кладбище по могиле не походишь, погонят или замучают штрафами. Статью ещё найдут. А тут – топчи не хочу. И только плита будет знать, насколько хорошим был человек…
К дому Вяземского стекались тихо, по одиночке. Четыре беседки в саду, окружавшем дом полукругом. Такая же площадка с деревянными фигурками, как у родителей Дорогомилова. Строили, вероятно, в одно время, или делал один застройщик. Всё у них тут было как-то похоже, один поставит с вечера золотые врата, а наутро такие будут стоять у всех.
В доме было четыре входа. Данила засел за беседкой с заднего. Два входа закрыли изнутри, а двое Мишиных ребят расположились у четвёртого. Женя, Кирюха и их стажёр затихли в машинах снаружи. Вяземский Валентин Григорьевич оставался в доме один, включил на кухне телевизор и пил, сидя в кресле, вино. Сказал изначально, что не верит во всю эту херню с нападением. Но намекнул, что есть чем защититься. Лишь бы не начал шмалять, когда начнётся бедлам. Данила глубоко вздохнул, когда все они рассредоточились по местам. И в последний раз спросил сам себя, а верил ли он во всё это? Судя по тому, как прорисовал в уме, она появится обязательно. Даже если узнает, что Вяземского охраняет целая армия, придёт всё равно. Не сегодня, так завтра. Армию потому с собой не привели.
И главное. Как он догадался, что нагрешили не двое без третьего, но по-прежнему троица целиком? Да всё те же кишки. Шла по нарастающей, и третьему, последнему из них, бросила смелый вызов. Сегодня, вероятно, назревало лучшее её представление. Убить или погибнуть самой. А лучше всего – сгинуть обоим вместе. Вот только каким же сюрпризом станет для Вяземского её визит. Ведь он и вправду не верил, что за такое можно убить. И даже не предполагал, на кого подумать. Вот они каковы, трое покровителей города – в точности не помнили, сколько раз и кому оказывали своё «покровительство».
Он просидел в размышлениях и во внимании, наверное, до двух часов, пока не забеспокоился. Что ж, может, ошибся, и она не придёт. Осторожно покинул укрытие и подошёл к своей двери. И каково же было удивление, когда она оказалась запертой изнутри.
Вслушался, осмотрелся. Вынул из кобуры табельный пистолет. Медленно начал обходить дом. Посмотрел в сторону беседки, за которой сидели ребята. Тишина. В окнах кухни по-прежнему горел свет, слышался звук плазмы и тонкой струйкой поднимался в небо дым из камина. Жаль сквозь занавески разглядеть было нельзя.
Он хотел сразу было войти, но решил сначала заглянуть за беседку. И только зашёл за неё, увидел тут же обоих ребят. Лежали на земле. Дыхание ровное, тёплые, но без сознания. Бросил быстро Кириллу смс и понёсся к дому бегом.
Влетел.
Сначала было темно, полумрак. Шагнул из прихожей на свет. Тот горел впереди, слева на кухне, совмещённой с залом. Двигался медленно вдоль стены, и скоро увидел зальный камин. Плазма висела над ним. Звук MTV был негромким, но ничего кроме него он не слышал. Ещё три шага и поворот. Должны будут показаться два кресла, журнальный и барный столики. Остановился. Вдох-выдох, и снова шагнул. И тут увидел обоих.
Вяземский Валентин Григорьевич был привязан к креслу. Сидел вполоборота к нему в глубине. Процесс уже начался, и как получилось так, что ничего не было слышно, а парни оказались в отключке, Данила не знал. Более того, был искренне удивлён, увидев ту, что занесла нож над жертвой. Однако её глаза не изменились, когда она перевела взгляд на него, услышав чьё-то появление. Наоборот, в них вспыхнули огонь и ярость. Не страх и испуг.
– Алла Валерьевна… Не надо… – не приказал, но попросил он девушку. И, видимо, зря. Потому что при звуке его голоса она взмахнула орудием.
А дальше прозвучал выстрел.
Данила упал. Едва только сделал шаг к ним, и ноги его подкосились, будто стрелял не он сам, а кто-то в него. Мелькнула перед глазами барная стойка. Странная фигурка на ней. Кажется, даже терял на мгновенье сознание. Перевернулся затем на живот и пополз. Видел, как Алла тоже осела вниз, выронив перед этим нож. В какой-то момент паралич вдруг прекратился, и у кресла он смог встать на колени. Вяземский моргал глазами и ртом хватал воздух.
– Ребята, быстрей!.. – позвал Данила громко, не слыша до сих пор бегущих ног.
Взял девушку за голову, ладонью приподнял с холодного пола. Эх, Алла, Алла… Синие, как бирюза, глаза, угасали быстрее искр костра. Мгновенье – и они уже не держат взгляд. Целил ей руку, не в сердце же.
– Где были так долго?.. – обронил он, когда первым вбежал Евгений.
– Мы ж сразу… – ответил тот.
И вызвал две скорые, оценив всё своими глазами…
Городу нужно было отдать должное, в плане скорости прибытия врачей. И Аллу Валерьевну, и Валентина Вяземского уносили на носилках уже через десять минут, хоть находились все за городом. Девушку сначала забирать не хотели. Сказали, что следует дождаться труповозки, что ехать будет долго, поскольку на город одна. Данила только на них посмотрел, и споры сразу прекратились. Аллу взяли на носилки и унесли. Стажёр отправился вместе с ней.
Почёсывая головы и не понимая, что произошло, в дверном проёме стояли двое Мишиных ребят. Пришли в себя, когда услышали, как бегут Женя и Кирилл со стажёром. И, разумеется, ничего больше не помнили, ни как вырубились, ни когда. Врач скорой задержался и осмотрел их, проверил бегло зрачки и реакции. Потом уже вернулся в машину. Алла всё равно больше никуда не спешила. Не ясно, не ясно, как мог он её просмотреть! Она не подходила под профиль, даже слишком…
– Ты ничего отсюда не брал? – спрашивал Данила всех про барную стойку. – А ты?.. Все четверо ребят помотали головой. На барной стойке не было ничего, кроме рюмок и открытой бутылки. Верно, ему померещилась та игрушка. А всё из-за дурноты, от которой упал.
– Куда сейчас, Данила Александрович?.. – спросил Кирилл.
– В морг, – ответил он. – Затем в отделение…
***
Вопросов оставалось много. Но после разговора с Аллиной бабушкой – родителей у девушки не было – ясным стало почти всё. Данила первым встретил её в морге, уже через час. И пробыл всё время рядом, пока она плакала.
Как выяснилось, Алле Валерьевне организовали «прописку». Не за этим она устроилась к Вербицкому в офис, хотела на самом деле немного другой карьеры. Просто ошиблась с местом работы. И на даче её изнасиловали. Втроём. Вербицкий, Вяземский и Дорогомилов. Рассказала об этом только бабушке, но та велела молчать. И офис пока покидать не советовала, чтобы ничего не случилось из мести за своевольный уход. Эта троица в городе считалась всесильной. На дачу после случившегося Аллу брали ещё несколько раз, но ничего уже не делали, давали, видимо время освоиться и привыкнуть. А она считала дни, когда подаст заявление. Однако, в какой-то переломный миг с собой, видимо, перестала справляться. Психологу не говорила ничего. Просто запланировала убить из мести. Бизнесмены, разумеется, не догадывались, что так всё обернётся, что девушка не простит поруганной чести. Она и не простила. Милая болтушка Алла, как говорили о ней одногруппницы, имела два спортивных разряда, по плаванью и дзюдо. Занималась в секции спортивного ориентирования, а по вечерам – латинскими танцами. Отсюда и сила ударов. Технику же удара ножом, вероятно, освоила самостоятельно, ноутбук ещё проверят. И рост был метр семьдесят пять, крупный размер ноги, где-то под сорок. Вот такая сложилась на Волге картина без мольберта. Её предстояло увести в голове домой.
Казалось, ничто больше не должно волновать. Ни дрожь в её руке – ведь та могла просто трястись от внезапного нахлынувшего перевозбуждения. Ни то, что нож Алла держала правой. Левой она убила первых двоих. И собиралась убить третьего, только не успела переложить в другую руку. Всё-таки не левша, а универсалы, как она, правой пользуются чаще. Ну, не успела переложить, он же ей и помешал, застав над жертвой! И обувь надевала на полтора размера больше, чтобы сложнее было потом отследить. И машину со стёртыми до дисков протекторами тоже найдут, наверное. А в баре, где не было камер, в ту ночь, когда погиб Вербицкий, она не была – бармен частенько выпивал, мог ошибиться со временем. Да даже не с часом, а с днём! Мишины люди пусть и проверят!.. Но… что же тогда было не так?..
Наверное, всё проклятая совесть. За последние десять лет он даже с похмелья не мазал на стрельбище. Но тут, целил в плечо, и вдруг попал в грудь. Прямо в пылающее, полное страданий девичье сердце. Убил. Вот и терзался… Всё, что было плохое и пошлое в этом городке, стянулось сюда, в эти офисы семиэтажки. А почти единственное, что не успело в нём пожухнуть, как те герберы для Вербицкого, запачкали и растоптали ногами всесильные. Потом ещё и добили. Его собственной пулей…
Зазвонил мобильник. Полковник будто выбирал момент, когда слышать никого не хотелось.
– Да, Лев Борисович.
Сначала на другом конце по-стариковски вздохнули и шамкнули.
– Ну, ты как?.. – спросили потом. – Прислать за тобой водителя?..
– Нет. Сам поведу. Уже выезжаю...
Повесил трубку. Не хватало ещё чужого молчания за рулём в дороге. Своим собственным машина будет переполнена, от него-то придётся затыкать уши…
На гостиничной стоянке, когда сел за руль, двигатель завёл не сразу. Пытался не поддаться порыву доехать до офиса Вербицкого, чтобы… проститься с Верой Борисовной. Однако, сдержался. Он даже этого не заслужил. Дома поплачется перед зеркалом. «…назвала неумелой норовистой сучкой…» Вот, что нужно было услышать вовремя, а он не услышал! Другие девушки знали про изнасилование, но не осуждали своих хозяев. Он же не просто проглядел Аллу, а половину выводов сделал неправильно. Всякое в работе бывало прежде – ошибки, просчёты, недогляды. Но сейчас чувствовал себя так, словно выпил целый ушат отвара горькой полыни и всю ночь по затылку били кузнечным молотом. Сердце будто взяли в ладони и непрерывно перетирали руками вместе с речным песком. В груди покалывало мелкими иголочками. Фиаско, полное и разгромное. Теперь только домой. Никуда не заезжая и не сворачивая…
Пальцы включили радио больше по привычке.
«…отцы города и благодетели нового интерната, погибли в ходе кровавых разборок. В Кемерово в связи с этим начались первые задержания. Убийства планировались более полугода…»
Выключил. Будто нарочно все вещали обо одном. Горько усмехнулся и вывернул вправо руль. Левая нога медленно отпустила сцепление, другая надавила на газ. Автомобиль покатил по мокрой и блестящей от дождя дороге. А уже через десять минут он выехал на трассу. Маленький провинциальный городок оставался за его спиной вместе со своими правдами и неправдами…
***
Медная статуэтка встала на камин. На своё место. Требовалось время, чтобы глаза погасли, после третьего раза они всегда разгорались сильнее. Пришлось даже отвернуть к стене – Тутси начала шипеть и спряталась в страхе за пуфик в прихожей. В последний раз, после четвёртой жертвы, взгляд демона настолько разбушевался, что пришлось его спускать в погреб и несколько месяцев держать в земле, дабы не спалил всё взглядом. Нужно уметь самой останавливаться. Тем более у этого дела третий участник был последним. Демон злился, потому что не успел вкусить кровавого пира, как в предыдущие две жертвы. А крови глупой Аллочки, получившей под рёбра пулю, ему не хватило. Тело нужно было взрезать ножом, чтобы он слышал, как лезвие упирается в кости, как трещат мышцы и разрывается плоть. Старого демона, взращенного и воспитанного на древних жертвоприношениях, новомодное оружие не возбуждало. Кажется, раздражало только сильнее, и если каменная стенка камина нагреется под его взглядом, то придётся спускать в глубокий погреб. Зарыть в землю и держать там до осени. Её силы, которые он ей давал, слабее от этого не станут. И ум, и красота, и крепость тела, и положение – всё-всё останется при ней. Разве что на время пленения статуэтки в земле не будут приумножаться. Она даже ларец для этого специальный купила, тоже из меди, с малахитом на крышке. Зароет его прямо в нём, и сила взгляда древнего Уртуткху постепенно охладится.
Пройдёт время, и запертый в статуэтке демон снова станет покорным. Ему понадобятся новые силы, а он, в свою очередь, сможет напитать ими её. Ведь любое божество не было вечным аккумулятором, его нужно было поить живой кровью и зрелищем...
А Аллочка не разочаровала. Всего два часа накануне – и завелась, как маятник на ходиках. Раньше так не заводилась, просто тихонько плакала. Ну, как же – двое уже ушли, и без неё! Третьего в ад нужно самой отправить, иначе никогда покоя на душе не наступит. Убедить надломленный разум, с таким-то даром от древнего, было несложно. Сама у неё нож попросила, дала ей точно такой же. Старый набор одинаковых японских ножей, куплен ещё в семидесятые. Даже вонзить его не успела, когда словила пулю. Зато за троих посмертно и отвечать. У третьего случился инфаркт, не дожил до больницы. «Прощай, глупая белокурая девочка. Я забрала твою боль и всю её прочувствовала, отомстила. Но и тебе в этой жизни делать нечего…» Следователю из Москвы сильно повезло, что застал только Аллу, а не их обеих. Иначе идол был бы сегодня сыт. Может, зря его пожалела и остальных, с таким демоном засады были не страшны, не то что пулю направить в нужное место. С другой стороны, боялась, что от обилия крови станет слишком сильным и перестанет подчиняться…
Провела ладонью по плитке, там, куда вперился взгляд злого демона. Нагрелась как огонь. Видно, и вправду придётся спустить его в погреб. Или найти кого-нибудь завтра, чтобы насытить. Бомжа, например. Так даже лучше, что б все остались довольны. А потом опять перерыв на долгие десять лет. Ровно настолько хватало, чтобы поддерживать вечную молодость и всё остальное. Дорого она заплатила за право таким обладать, сама должна была погибнуть, за этим её когда-то с собой и взяли. Но молодость ранних лет победила, кости соперниц остались в горах. Старой Хозяйки и той, что хотела стать Новой. С той самой экспедиции на Урал прошло больше полвека, и уже в шестой раз пользовалась она взятой в сокровищнице статуэткой. Демон не говорил, сколько отпущено ей, ведь горы она покинула, жизнь будет не вечной без них. Да и не надо. Ей нравился город, и прозябать на холодных хребтах и в пещерах, как все предыдущие, она не желала. В зеркало сама видела, насколько была хороша, и чувствовала себя на прежние двадцать девять. Только сорванные цветы в руках почему-то быстро вяли. И это сильно печалило. Цветы она любила больше камней, но только те начинали сверкать на ладонях истинной жизнью. Напоминали об оставленных когда-то горах…
«Кто я?..» – подойдя к зеркалу, спросила она своё отражение.
«Кто я?..» – снова спросила, поскольку в ответ была тишина.
«Кто я?..»
«Ты… – ответили ей с той стороны нечеловеческим голосом-эхом. – Ты… наша хозяйка… Хозяйка Медной Горы…»
Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
– Что… это?.. Ирисы что ли?..
И кабинет, и приёмная – всё в них было по европейскому стандарту. Или как его там принято было называть? Блестит, дорогая мебель, не белёный потолок, пластиковые окна – значит евроремонт. Однако цветы на столе стояли даже не в вазе. Обычная трёхлитровая банка. Пять ирисов в ней выглядели чуть лучше вчерашних гербер. Наклонили головки.
– Не донесла, – глядя на нежные растения, с сожалением произнесла Вера Борисовна. Стебли хотя казались достаточно сочными. – Я и вчера бы не взяла, догадывалась, что так будет. Но аспирантки упросили, они тоже знали Андрея Дмитриевича. Мы у меня дома занимались, когда новость в интернете выскочила.
– Не каждый день на работу ходите? – уточнил Данила.
С ней было ожидаемо нелегко, иногда будто с самим собой разговаривал. Это лишь неопытному уху со стороны могло показаться, что шла беседа двух милых друзей, обменивающихся после долгой разлуки интеллигентными колкостями.
– Зато работаю каждый день. Не помню, кто научил меня видеть разницу.
А вот это он понимал. Иногда хотелось сосредоточиться, не слышать посторонних шумов и размышлять «в безопасности», в зоне комфорта, в родных стенах дома. Но даже его привилегированное положение не всегда позволяло это делать. Начальство, когда долго не видело, начинало пускать слёзы. Бранились, накидывали сверху дел, не понимая, что уединения от увеличившегося объёма требовалось только больше. Приходилось как-то лавировать.
– Значит, Андрей Дмитриевич, говорите, тоже бывал у вас на приёме? – нарочно топорно сменил он тему, грубо перейдя сразу к делу.
И Вера Борисовна оценила такой ход, улыбнулась. Это было очко в его пользу как специалиста в её области.
– Дважды, – ответила она. – С первого раза не понял, что руки ко мне тянуть не нужно…
Данила изобразил гримасу неловкости. Комично получилось, и оба рассмеялись.
– А что же … эти? Его «амазонки»…
Вера Борисовна игриво захлопала ресницами. И ответила словами из песни:
– Мало-мало-мало-мало-мало огня…
Напела. Красивый голос. И сама как таёжная сказка. Тут даже не надо было понимать Андрея Дмитриевича. Закрутить с тридцатидвухлетним психологом утончённого ума и выжигающей глаза внешности хотел бы любой. Хоть раз крутануть столь раритетную пластинку на своём граммофоне. Ей даже просто могли платить за визиты сюда и приходить поглазеть, послушать. Конечно, она своей внешностью пользовалась. Но, судя по всему, сугубо в профессионально-финансовом поле, в личное такие люди, как Вера Борисовна, с работы ничего не запускают. В обычной жизни, скорее всего, была скромна и одинока. Вот она, поломанная туфля сапожника или погнутый докторский стетоскоп.
Разумеется, ничего она ему не показала. Мол, приходите, изымайте, хранится всё здесь, других рабочих архивов не имею. Что до убийства – сама не думала ни на кого, а психов – так их тут полгорода было. Практика у Веры Борисовны процветала. Здесь хорошо жили только Вяземские и Вербицкие, и те, кто на них работал. Не обязательно напрямую, но в дочерних предприятиях или в зданиях, которые принадлежали им и абы кого туда не «заселяли». «Естественный отбор» во славу единственных! Она и сама выбрала себе кабинет в семиэтажном офисном центре, где заседал Вербицкий, лишь потому, что здесь можно было почувствовать себя как в столице или даже Европе. Здание класса B+. Чистенько, дорого и все улыбаются. А несколько лет назад она продала квартиру, скопив, наконец, на приличный домик за городом, где смогла разводить любимые цветы. И, можно сказать, совсем стала счастлива. Вот этим поделилась уже от сердца.
– Что ж о цветах-то не заботитесь? – напоследок спросил Данила, когда вкривь или прямо хоть что-то у знал о некоторых из её клиентов из офиса Вербицкого.
– Да не свет это, не свет, – словно её уже достали этим вопросом, ответила Вера Борисовна. – Иранские удобрения. Хотела подешевле, с рук. А вышло вот так…
Данила осмотрелся. Развёл удивлённо руками, указав на роскошь, в которой она сидела, и он перед ней, за столом, с другой стороны.
– Подешевле? С рук?
– Сто двадцать квадратных метров, – просто ответила Вера. – Весь мой первый этаж. Знаете, во сколько обходится содержание такой оранжереи?
Он не знал. И поднялся.
– Понятно. Сто двадцать метров. Ухожу…
Вот же паучиха. Хоть не критично, но обдурила малость. Ночью сделали копию с её журналов, открывали кабинет. В сейфе хранились только плёнки – ей-ей как у западных психологов! Вербицкий был у неё на приёме четыре раза, и раз – у её помощницы Светланы. Пять получалось в итоге. Но, признаться, всё говорило не против неё. Не суйте, мол, нос не в ваше дело. Большего о внутреннем мире и проблемах убитого она всё равно сообщать не собиралась. Скорее всего, не скажут ничего и плёнки. Главное, что они с ней друг друга поняли, и что-то сильно сомнительное после того, как совершилось убийство, скрывать бы она не стала. Может быть, Вербицкому удалось дотянуть докуда-то руки, и Вера не хотела говорить о других визитах по этой причине. Нечем тут было хвастаться, когда речь шла об Андрее Дмитриевиче. Вера Борисовна не «амазонка». Могла же она «оступиться»? Но быстро сделала для себя выводы.
– Обед-обед-обед! – Данила издалека показал на часы Кириллу и Жене, когда вышел после четырёхчасовой беседы с психологом. Время с ней пролетело незаметно. С двумя её девочками поговорит позже. Если не передумает.
Опер и следователь тоже дали понять, что ещё не обедали. И пришлось сесть с ними в машину, чтобы ехать на дачу к Вербицкому. В офисной столовой захватили кофе, печенье и бутербродов с колбасой. Жевали в дороге. Стажёр, который был поставлен охранять комнату с «амазонками», ждавшими допроса, позвонил в пути и спросил, что с ними делать, коли все так неожиданно разъехались.
– А ничего, – ответил Данила в трубку. – Главное, не выпускать и не давать работать. Никакой плазмы, журналов, мобил, пусть занимаются только друг другом… Что?.. Да хоть глаза пусть выцарапают, но сидят и ждут нас до вечера. Открой им окно подышать…
Дима потом прослушает запись. Данила оставил цифровой диктофон под столом. Иногда, когда медузы-горгоны сходились в одном пространстве и им ничего, кроме кислорода в окно не оставляли, таких чудес могли наговорить. Интересно будет узнать…
Только и успели доехать до дач, когда пришла смс от Валеры Казанцева. Данила запросил на всякий случай имена последних девиц. Выяснилось аж три. Те самые, что приносили на Вербицкого и Вяземского с Дорогомиловым заявления, но потом забирали. Переслал сообщение сразу Кириллу.
– Я тут один управлюсь, – сказал он им, отправляя обоих. – Сами поговорите с девочками. Звоните, если что…
Делать нечего, он старший. Хотели подучиться у него, работая рядом, но рук и вправду не хватало. С Москвы уже начали звонить со всего верху, расследуйте, мол, найдите, посадите, обезглавьте. Такого хорошего человека завистники погубили.
На дачу пришлось прокатиться не просто так. Кроме того, что хотелось взглянуть самому, в каком направлении ушёл преступник, произошло ещё одно событие. По нему собственно Мишины ребята и звонили. Два давнышних соседа Вербицкого, Багров и Батурин, чьи дома стояли ближе других, попались недавно, и попались вдвоём. Оба были из списка подозреваемых, беседы с ними запланировали на поздний вечер. Однако ребята успели проникнуть в дом убитого сами. Воспользовались тем, что много входов и окон, оторвали оградительную ленту и даже прикатили тележку. Пытались вывезти сейф, но охранник увидел. И Мишина группа теперь ждала, чтобы обоих забрать в отделение. Знали, кем послан Данила, с уважением отнеслись к ожиданию.
– Чего полезли-то? – спросил он у обоих. Снял с них наручники, когда остались втроём в одной из комнат. – У вас же дома ничуть не беднее…
И что бы они не ответили, он уже знал – убийцы среди них не было. Отпустил бы раньше, чем разносчика пиццы, доведись беседовать с ними с первыми.
– Да денег он должен нам, – сказал за двоих Багров. Батурин в подтверждение кивнул головой. – Больших денег, почти семьсот тонн, зелёными. Наличкой брал. По-соседски, без расписки. Нам тоже так давал, под честное слово. Только спросить-то с кого теперь? Мы ж подтвердить не можем. А в сейф наше при нас же и клал. Позавчера. Вот мы и…
В общем, ребята влипли. Убийство, конечно, на них не повесят, своё слово для Мишиной группы он скажет. Но для подобных изъятий долгов у покойных имелись суровые номерные абзацы в тонкой книжке УК. Теперь это станет заботой адвокатов.
– Миш, забирай!.. – позвал он коллегу через дверь. – Не они, – добавил, когда тот вошёл. Положил перед ним на стол наручники. – Вроде не буйные…
С женщинами всегда было сложнее. Как бокал с охлаждённым вином, с туманной испаринкой на стекле – не всё сразу видно. Вроде и знаешь, каким будет вкус, перед тем, как разлить, бутылку держал в своих руках. Но каждый глоток словно сюрприз. Были и среди мужчин преступники, которым удавалось его обмануть, пусть ненадолго. Но не в провинциальных городках или дачных посёлках. К жительству в таких местах был склонен иной мужской контингент, немного попроще. Его он видел насквозь, простой, словно розовый бисер на вышивке. Такими и были Батурин с Багровым.
Что ж, придётся заново выводить весь близкий круг, который на данный момент становился прозрачным, понятным. Его отпустили на неделю, и времени было достаточно. Не было задачи найти убийцу, важно было понять, есть ли он в ближайшем окружении. Киллеры, кредиторы, завистники, должники – хлопоты Мишиной группы. Данила чувствовал, что без личного тут не обошлось, и дело было не только в количестве нанесённых ударов. Иногда и обычный заказняк маскировали под что-то подобное, жуткое, бытовое. Отбрасывать то, что и сейчас, возможно, была маскировка, опыт работы не позволял. Масса нюансов действительно переплелись слишком тесно. Как говорят доктора, симптомы одного заболевания похожи на симптомы другого. При слишком личном и «горячем», свежем, как правило, оставляют много следов. При более «холодном» и отсроченном варианте всё может выглядеть выверенным и продуманным, меньше следов и больше изящества. Как с тем известным мексиканским блюдом. Убийца в доме Вербицкого наследил достаточно, даже оба орудия оставил на месте. Но в то же время многое из этого пока было бесполезным и ни к чему не вело. Включая след обуви и протекторы шин, взглянуть на которые его позвали.
Забор. На прутьях остался кусок искусственной кожи, с кровью самого Вербицкого. Значит, были перчатки. Залез, осмотрелся, спрыгнул. В посёлок попал, скорее всего, той же дорогой. Камеры все обошёл, потому что знал хорошо расположение. Их тут всего было пять – не ахти какое покрытие для деревеньки в двадцать четыре дома. Ну, типа свои, могучие олигархи и родственники, кто к ним посмеет сунуться? Ан вот, извольте.
Собаки перестали брать след за дорогой. И до неё-то путались. Потом даже пошли за одним из оперов. Но первый раз, когда остановились за ограждением, след лысых шин обнаружили прямо за обочиной. Рисунок хороший, но очень уж походил на квадрат Малевича. Чёрный, красивый и непонятный.
Пока он возился и ползал в траве, пачкая джинсовые коленки, рядом на пригорке появилась молодая женщина. Спускалась по тропинке в его сторону. С открытой улыбкой, хорошо одета, и грациозна как горная серна. Сразу было видно, не местная, из приезжих. Ибо первое, что бросилось в глаза – вкус и достоинство во всём облике. Интересно, что делал тут этот цветок, в поволжской пыли? Грязи, как ни странно, в это время года не оказалось. Приехала, наверное, навестить родителей. Жила где-нибудь в соседнем посёлке или каталась на яхте, которых у берега на якоре стояло судёнышек пять или шесть. Сейчас вышла просто прогуляться.
– Что-то потеряли? – с улыбкой спросила она. – Помочь?
Ну, надо же. Его приняла за деревенщину.
– Ага, – ответил он ей, почти не отвлекаясь. – Я поищу здесь, а вы – вооооон там. Потом поменяемся…
Бегло взглянул на неё вблизи.
Сохранив улыбку, не изменив длины шага, женщина прошла мимо него. Не обиделась, не испугалась, но поняла. Главное, подобрать нужную интонацию. Плюс немного несложной мимики. Правильно заметил один из героев Тарантино: «Не важно, ЧТО вы говорите, главное – КАК вы это делаете…»
Лазанье по кустам ничего не принесло. Кроме общего понимания, которое и так можно было получить от Мишиных ребят. Просто захотелось пройтись везде самому, головой преступника. Даже закрывал глаза иногда, представляя ночь, защитную темноту и прохладный ветер. Безусловно убийца хорошо знал местность. Вот тут он остановился и вышел из машины. В семи метрах от дороги, нарочно съехал в сторону, что б даже в свете фар за зелёной изгородью его авто не заметили. Прошёл до забора и перелез. Какое-то время выжидал момента у цветника Ли Сюня, а затем отворил дверь и вошёл. Интересно, он знал, что та будет не заперта, или готов был проникнуть как-то по-другому? А ещё, возможно, его запустили. Запястья позволил связать, потому что угрожали огнестрельным оружием. Но пулей убивать не хотели, только своими руками и ножом. Выполнил задуманное за несколько минут, насладился результатом и тем же путём покинул дом. Уехал потом в неизвестном направлении. Впрочем, как до этого тут и появился. Даже здесь, вдалеке от трассы, было шесть разных дорог – во все шесть сторон света. Местные гордились своим городком. Небось и два солнца всходило на востоке.
Снова позвонил стажёр.
– Данила Александрович, они тут драку устроили. Я их по разным комнатам рассадил. Две требуют адвоката...
Сцепились-таки «амазонки».
– Кто первым начал?
– Алёна. Аллочку хотела побить, но та её навозила мордой по полу. Что делать?..
– Верни всех назад и сядь вместе с ними... Драться не давай, остальному не препятствуй. И это... Ты бы масла в огонь подлил что ли. Пусть не молчат.
– Как… подлить-то?..
– Придумай что-нибудь... Скажи, что Альбина самая красивая. Оказывай только ей знаки внимания.
– Данила Саныч?..
– Да шучу я! Просто придумай. Девушке своей позвони, если сам не можешь…
И повесил трубку.
Комната пахла мармеладом и пахлавой. Сладкое стояло на столике в вазочках, а рядом дымился в прозрачном чайничке чай. Кружка в маленьких руках китайца казалась просто огромной. Скромная осанка, небольшой сколиоз. Покорные глаза привыкшего подчиняться человека.
– Ли Сюнь, – попробовав душистый отвар, обратился к нему Данила. – Вспомните все последние гулянки. Кто был, во сколько приехал-уехал, как часто выходил подышать к вашим клумбам. Друзья, женщины, гости…
Маленький человечек отвечал односложно. Лишнего не говорил, от себя ничего не добавлял. Если не спрашивали, просто молчал. Потому всё пришлось собирать как пазл, спрашивать нужное, опираясь на гипотетическое. Таков был менталитет, не умысел. Вот же восточные люди, убил на него целых два часа, а ничего. Только давно всем известное и самые ничтожные мелочи. Подобными мазками завершают картину, готовую, когда она есть, нарисована. Управляющий и повар поведали ребятам Миши намного больше про последние загулы хозяев. А пять лет назад, как рассказал управляющий, на теплоходике, будучи в хмельном азарте, Вербицкий и Вяземский с Дорогомиловым этого Ли Сюня самого напоили. А потом подвешивали за ноги и окунали в воду с борта, рыбалили, так сказать, волжскую акулу «на червячка» приманивали. Тогда ещё была жива мать Вербицкого, и чтобы китаец не ушёл, наутро, протрезвев, в качестве извинений подарили ему целую пачку долларов. Кажется, тысяч двадцать. Незавидной была судьба у маленького самурая. Но очень доходной. И, к слову, какой же он самурай, если китаец? Тогда уж Джеки Чэн! Стиль Пьяного Мастера. Каждый выбирает свою судьбу и сколько готов в ней вынести. Этого Вербицкого на самом деле мог заколоть любой человек с улицы. Даже о спину управляющего Гены умудрялся когда-то тушить окурки, и тоже ему платил, за каждый ожог отдельно. Весело прожил свою короткую жизнь Андрюша Вербицкий. Таким даже черту по итогам прожитого подводить было не нужно – сама, ещё при жизни, светилась ярко-чёрным. Очень часто, по каким-то неясным, совсем неюридическим законам, смерть подобных субъектов тянула за собой кровь многих других. Хотелось надеяться, что пара капель, выступившая на разбитой Аллой губах Алёны, окажется последней.
В офисе Данила появился после обеда. Наверное, ближе к четырём. Разумеется, сразу пошёл взглянуть на «амазонок». Первой, завидев его, навстречу вскочила Алёна. Требовала разобраться. Как и накануне, духом была тверда, но по полу Аллочка навозила её лицом прилично. Снова сидели вместе с Альбиной зарёванные. Требовали отпустить к Вере Борисовне. Чуть не поссорились, которая из них первой пойдёт. Алла ещё повторно попросила адвоката, сказала, что всех ненавидит и не может больше тут находиться. Снова расплакалась. Побитая Алёна держалась как камень. Даже улыбалась, видя слёзы «подруг».
– Что произошло? – выведя стажёра в коридор, пожелал Данила узнать сначала его версию.
– Ээээ… Фамилию забыл... Гражданка… Алёна назвала гражданку Аллу неумелой норовистой сучкой. Схватила за волосы. Я видел сквозь дверь. А когда вошёл, еле разнял. Цепкие у Аллы Валерьевны руки, сильней она оказалась…
Вроде все три числились в некоем полуэскортном «секретариате» Вербицкого. Но, видимо, внутри были свои различия и разногласия, раз обижались и называли друг друга такими словами. А про Алёну другие сотрудницы офиса поговаривали, будто год назад Андрей Дмитриевич чуть не женился на ней. Целых три дня тогда ходил такой слух, но быстро угас на четвёртое утро. Вербицкий протрезвел и вернулся к работе. Единственный раз, говорят, когда видели плачущей Алёну Велеславовну. Может, до сих пор чувствовала себя примой в сравнении с другими, поэтому всех называла проститутками?.. Корона – она ведь такая. Один раз надень, а обод потом всю жизнь на голове чувствовать будешь. Даже если не на неё примерял.
Неуютные появились ощущения после третьего разговора с «амазонками». Алиби у Алёны так и не подтвердилось. Но всё равно сомнения в причастности любой из них выросло до порога отказа от подозрений.
– Вера Борисовна!.. – окликнул он её у лифта, около шести часов, когда вышел подняться в столовую-кафе на четвёртый этаж. Нужно было успеть перекусить до закрытия и взять йогурты девочкам, с ними он ещё не закончил. Хозяйка психологического кабинета тоже направлялась наверх. Её кабинет был на третьем.
– Сегодня допоздна?
– Алла Валерьевна и Альбина Петровна ещё у вас, – сообщила она про двух амазонок. – Если задержите их, то я бы пошла домой. Буду признательна. Они у меня сегодня на шесть и на семь…
– Можете ехать, – весело кивнул ей Данила. – Для вас – задержу…
Восхитительно и благодарно улыбнулась. Оставив при этом поднятым барьер.
– Хотела заняться цветами… – объяснила.
Он снова улыбнулся в ответ. С удовольствием сам помог бы ей с домашней оранжерей, а затем сводил бы в парк, в театр или в кино. Защита у неё была, однако, как бронежилет. А времени его снимать и лишних усилий в запасе на это не имелось.
Йогурт, спустившись, передавал уже в руки стажёру.
– Не вернусь через пару часов – отпустишь до завтра, – распорядился напоследок Данила насчёт «амазонок». А сам на стоянке прыгнул в машину. Помчался с водителем из офиса Вербицкого по узеньким улочкам городка.
Кирилл и Женя объехали девушек по наводке Казанцева. Вернее, успели только двух. А по пути, когда выдвинулись к третьей, позвонили родители первой, Оксаны. Там изначально, что дочка, что мама с отцом, отказывались разговаривать. Девушка вообще замолчала, выбежала из комнаты. Отец, правда, потом намекнул, что два года назад, когда всё случилось, от Вербицкого к ним приезжали. Оставили денег, много, и велели молчать. До сих пор ни копейки не потратили, показали пакет. Он и говорить-то начал, только когда поверил, что московский следователь интересуется, и что сами Кирилл и Евгений работают с ним, а не с районным отделом, где проживала семья. Про ночь убийства Вербицкого сказал, что Оксаны накануне дома не было. Но вроде была у подруги, по-тихому дал её номер. А как позвонили договориться о встрече с подружкой, та рассказала, что неделю её уже не видела. И следом уже позвонил отец. Сообщил, что Оксана после их отъезда… спрыгнула с крыши их двухэтажки. Сломала шею. Была ещё жива, но в больницу отправилась в тяжёлой коме. Боялись, не довезут. Данилу набирали из коридора возле реанимации. Сделать что-то в этой ситуации он не мог, но всё же решил доехать сам. На квартиру пострадавшей срочно отправили группу, осмотреть личные вещи и комнату. Юра говорил, что убийца мужчина, но чем чёрт не шутит? Разъярённая кошка становится тигрицей. Рост у Оксаны был выше метра семидесяти. И обувь по размеру близка – это ещё в прихожей Женя заметил.
– Как думаешь, признание?.. – первое, что спросил Кирилл, когда встретились в коридоре больницы.
– Не знаю, – честно ответил Данила. – А не перестарались? Меня с вами не было.
Оба пожали плечами. Не в первый раз вели подобные беседы, делали всё тактично и осторожно. Тем более, с девушкой поговорить не успели, а только с её отцом. Такое, конечно, бывало и хуже, чем сам разговор, вполне могло послужить триггером для прыжка. Следовало подумать об опытной женщине-сотруднице. С другой стороны, прошло несколько лет. И деньги взяли, и в инстанции выше за защитой не обратились, вообще взвалили на себя всю ответственность. Вот как тут судить, кто и в чём виноват? И в то же время всё походило, действительно, на признание. Осталось выяснить, где Оксана была той ночью, а эксперты поищут на одежде следы. Прыгать с высоты и лишать себя жизни в любом случае никогда никому не стоило. Ведь это всё большая иллюзия, что быстрое самовольное падение разжалобит кого-то там наверху, и поможет потом вознестись в рай на весёлом облачке. Скорее, протолкнёт только ниже. Короткий путь – путь в никуда…
Всё равно было жаль. Их всех. Прыгунов с летунами и глотателей таблеток с кислым уксусом. Нельзя не пожалеть человека, потерявшего надежду и способность принимать ведущие к чему-то правильному решения...
Девушка умерла, не приходя в сознание. Прямо на операционном столе. Из дома тем временем забрали её одежду на экспертизу, изъяли из квартиры ножи. А теперь перерывали двор. У отца был гараж, в который он не ставил машину, и там со своими подругами она иногда тусила. Играла в местной готической группе, что пару лет назад, однажды, участвовала в поволжском круизе. Они выступали на теплоходе, а Вяземский с Вербицким и Дорогомиловым оплачивали культурную программу для отдыхающих. Катали по Волге своих гостей и партнёров по новому бизнесу. Вот так и познакомились. Это после того волжского тура Оксана приносила заявление. На третий день, как только дали частный концерт в известном дачном посёлке. Два дня её группу, состоявшую сплошь из молоденьких девушек, оттуда не выпускали. В милицию отважилась прийти только она. И то с ней быстро вопрос «порешали», заявление пришлось забрать на следующий день. Группа после этого больше не репетировала, и каждая из пяти участниц отправилась дальше в жизнь своей дорогой. Об этом рассказал отец Оксаны, пока надежда ещё была и дочь его оперировали… Но всё оборвалось…
– Куда? – спросил Кирилл.
– Домой. В гостиницу…
Дело, на которое он не хотел выезжать, перестало приносить удовольствие. Утром первого дня он почти видел, чем и когда оно закончится. Но надежды на двух подозреваемых лопнули. Новые не появлялись. Теперь понимал, что если не подтвердиться версия с погибшей Оксаной, то он тут скорее всего больше не нужен. Дожмёт «амазонок» и сразу домой. Его задача была почти выполнена. Оставит только ребятам наводки, к чему и к кому присмотреться получше…
– Давай-ка в офис, – попросил он Кирилла, пока не повернули на ведущую к гостинице дорогу. – Документы забыл. На ночь ещё полистаю…
В многоэтажке Вербицкого он в третий раз за день встретил Веру Борисовну. Весёлую, счастливую. Будто отдохнувшую.
– Дождалась, – с улыбкой сказала она.
– Меня?..
– Ваших девушек. И моих клиенток.
– А как же цветы?
– Сегодня пусть вянут без меня…
Медленно пошли пешком. До остановки. Успевали ещё на последнюю маршрутку.
– Я по-прежнему не могу сказать вам, о чём они мне говорят. Непрофессионально. Но могу сообщить о другом. О том, что не сказано…
– Об убийстве? – пытался догадаться он.
– Неа, – играла она.
Пришлось изобразить на лице томительное мучение.
– Ни о чём, – после паузы произнесла Вера Борисовна, когда они оба остановились. – Любое слово клиента – тайна. Но когда слов нет, то и скрывать, стало быть, нечего. Альбина Петровна сегодня молчала. Впервые не сказала ни слова. Все два часа проговорила я, и она меня только слушала…
– А до этого… когда был с ней последний сеанс?
– Я на допросе?
Форточка, которая едва приоткрылась, захлопнулась перед самым носом.
Однако вид у него, вероятно, стал настолько расстроенным, что Вера даже рассмеялась. Вернула своим смехом хорошее расположение духа им обоим. Даже захотелось улыбнуться. Он не сказал о произошедшем на работе. Такое ни к чему. И был благодарен, что шёл сейчас не один.
Кофе они выпили недалеко от её дома. Домик был за городом, но в том направлении автобусы ходили до одиннадцати. В десять двадцать пять стояли под крышей автобусной станции, до которой также догуляли пешком. Сверху накрапывал дождь, а Вера переживала, будет последний рейс или нет. Перешли с ней на ты. И как только автобус появился, перед носом Данилы закрылись уже не окна, двери. Пусть будет так. Если эксперты ничего не выжмут из имеющегося у них за ночь, то утром плотнее займётся Альбиной. Она, в конце концов, ночевала в дачном посёлке. И Юра тоже не отрицал, что при всех мужских признаках, пусть и косвенных в большинстве, пару процентов на то, что убийцей могла оказаться женщина, он оставлял…
А ночью зазвонил телефон. Не мобильный, который он отключил, чтобы выспаться. Всегда в первые дни утомлялся сильно на новом месте. Звонил обычный, гостиничный дисковый, стилизованный под семидесятые. Данила нехотя протянул руку. В окно падал ранний свет, а, значит, было больше трёх часов утра. Поднёс трубку к уху, сказал «алло». И уже через несколько мгновений сел на постели, спустил с кровати ноги, готовый одеться.
«Кого-кого?.. – переспросил он. И уже глуше: – Когда?..»
***
Она застала его в спальне. Поставила предмет на прикроватный столик, когда смело прошла к нему и показала себя во всей красе. Была почти обнажённой, чуть распахнула лёгкую курточку. Голые, в красивых колготках ноги.
– Как… Ты?.. – успел он удивлённо спросить, ставя бокал с мартини на окно. Улыбнулся при этом неловко.
Но когда глаза статуэтки зажглись, сразу стал безвольным и потерял дар речи. Пустил слюну.
Вывела его в сад, где усадила. Крепко привязала руки к цепям, а ноги к сиденью. Забинтовала мерзкий рот. После чего убрала статуэтку в сумочку. Возможность шевелить руками по своей воле и мычать в тугую ткань к нему скоро вернулись. Ничего, никто не услышит. А вот он должен прочувствовать всё, иначе жертва напрасна.
Вербицкий был нежен. Сначала очень старался. Дорогомилов же – сразу груб. За это и получал теперь остриём, без всякой предварительной ласки. Будто рогом разгневанного бизона ему пробивало толстую шкуру с треском. Качели качались, она сама помогала им раскачиваться сильнее. И каждый раз животом он натыкался на нож. Голова его поникла быстро, уже после шестого соития с острой сталью. Пришлось тогда остановить это детское веселье с катанием и продолжить руками самой. Ей нравилось это делать. Сумеет насытить она – вдоволь насытят её. Когда же закончит работу, покажет её плоды тому, для кого всё делала. А в истинном и конечном смысле – для себя самой…
В маленьком городке Новоуральске прячется настоящий живодёр душегуб.
Зверски убил трёх щенков.
Простите за громкую истерику на видео, в первую минуту, далее буду факты.
– Какого черта ты полез в подсолнухи? – ворчал старик, обматывая руку Дерека бинтом.
– А ты какого черта полез? Я же видел, как ты шел на поле.
– Я шел вдоль поля. Чтобы спрятаться от идиота с пистолетом.
– Мужик, ты шастал по ферме посреди ночи! Что я должен был подумать? – огрызнулся Дерек, скривившись от боли.
– А ты? – Старик указал на меня скрюченным пальцем. – Ты же должна была понимать, что если паренек с пистолетом не смог отбиться, то идти за ним – идиотская затея.
– Я просто… я хотела спасти его. – Мои руки сами собой скрестились на груди.
– О, так у тебя тоже есть пистолет?
– …нет.
Он покачал головой. Что-то пробормотал себе под нос так тихо, что я не смогла разобрать слов. А потом снял шляпу, положил ее на середину стола и строго посмотрел на меня и Дерека.
– Я расскажу вам, что здесь происходит. А взамен надеюсь на вашу помощь.
Мы с Дереком обменялись взглядами.
– Откуда нам знать, что тебе можно доверять? – спросил Дерек.
– Он только что спас нам жизни, – быстро ответила я.
– Он слонялся по ферме посреди ночи без всякой на то причины…
– На то была веская причина, – отрезал старик, свирепо глядя на Дерека, – и если замолчишь на минутку и изволишь меня выслушать, то ты ее поймешь.
– Дай ему сказать. – Я сжала руку Дерека.
– Ладно, хорошо.
Выпрямившись и одернув костюм, старик начал рассказ.
– Гершоны основали эту ферму почти 20 лет назад. Они купили участок земли у старой вдовы, которая прожила здесь всю свою жизнь. Бедняжка не хотела продавать землю, но отчаянно нуждалась в деньгах. Короче говоря, Гершоны составили контракт, но в последний момент подменили документы и обманом заставили ее продать землю за полцены. Когда вдова поняла, что ее надули, она прокляла саму землю. Но новые хозяева только посмеялись. Они не верили ни в проклятия, ни в суеверия, ни в сверхъестественное. – Старик на минуту замолчал и многозначительно посмотрел на Дерека. Тот отвел взгляд и уставился в пол.
– В первый же год, засеяв поле подсолнечником, Гершоны осознали, что проклятие весьма реально. Они некоторое время боролись, потом пытались продать землю, но к тому времени новости о проклятой ферме распространились так широко, что никто не хотел предлагать им и малой части цены, которую сами Гершоны выплатили вдове. Они не хотели терять деньги, поэтому оставили ферму. А со временем поняли, что если будут следовать определенным правилам и соблюдать осторожность, смогут выращивать урожай и получать прибыль.
Но никто не идеален. После нескольких неудачных попыток Гершоны решили, что жизни их родных слишком ценны, что совершенно не помешало им рисковать жизнями посторонних. Поэтому они начали нанимать людей для ухода за фермой. Охотились на слабых, обездоленных, отчаявшихся. Матерей-одиночек. Иммигрантов без документов. Новичков в городе, еще не успевших познакомиться с легендой о проклятии. Или сорвиголов, слишком отчаянных, чтобы обращать внимание на детские “сказки”. К тому же, условия хозяева предлагали просто отличные: доля урожая, бесплатное жилье и отличная зарплата.
Здесь я выхожу на сцену. Моя дочь… она попалась. Мать-одиночка с… ужасным отцом. – Он замолчал. Кадык нервно дернулся, но лицо оставалось бесстрастным. – Когда ее с ребенком выселили из квартиры, я не позволил ей вернуться домой. Решил, что это расстроит мои отношения с женой, а я так старался, чтобы у нас все получилось… сейчас даже говорить об этом противно. – Он глубоко вздохнул. – Несколько недель спустя дочь наняли Гершоны, и ни ее, ни моего внука больше никто не видел.
Мы с Дереком сидели в ошеломленном молчании.
– Мне так жаль, – наконец выдавила я. – Это... это ужасно.
– Тогда помоги мне вернуть их, – проговорил старик, умоляюще глядя мне в глаза.
– Вернуть?
– Они не мертвы. Понимаете… Я узнал голос с кукурузного поля. Голос моего внука.
В комнате повисла тишина. Мы с Дереком переглянулись. Старик, должно быть, заметил наше замешательство, потому что продолжил:
– Жертвы не всегда погибают. Иногда они... преображаются. Как моя дочь и внук на кукурузном поле. Или пугала. Или свиньи.
Я зажала рот руками.
– Свиньи?!
Он кивнул.
– Нет, нет, нет... Я же звонила в полицию. Когда увидела свинью. И они… они пришли, и я думаю, что они... – Слезы обожгли мне глаза. – Я думаю, офицеры убили его.
– Мне очень жаль это слышать. Но это не твоя вина. Гершоны обладают большой властью в этом городе. Они заключили сделку с полицией. Я знаю, что офицеры избавляются от улик, скармливают их полю подсолнухов. – Старик вздохнул. – Я посвятил этому последние три года своей жизни. Я столкнулся со всем, с чем можно было столкнуться, знаю все, что только можно знать. И многое узнал непосредственно от детей вдовы.
– Так есть ли способ вернуть их? Людей, которые были... преобразованы?
– Да. Раньше я не мог попасть в дом – Гершоны позаботились об этом. Но теперь... – Он сунул руку в карман и вытащил что-то похожее на маленький сетчатый мешочек. Внутри, среди сушеных листьев, белело что-то длинное – кость? – Вот это вдова использовала, чтобы наложить проклятие. Ее дочь сказала, что мешочек спрятан за аптечкой в ванной. Там я его и нашел. И с помощью этого мешочка проклятие можно снять. – Он взглянул на Дерека, а затем снова на меня. – Итак, я могу на вас рассчитывать?
Я помолчала, глядя в голубые глаза старика.
А потом кивнула.
***
Мы отправились в путь на рассвете.
Солнце поднялось над холмом, и на тропинку легли длинные тени. Старик вел нас к краю кукурузного поля, которое теперь, при дневном свете, совсем не выглядело зловещим. Стебли слегка покачивались на ветру, подсвеченные лучами восходящего солнца.
– Вы готовы?
Мы с Дереком стояли в нескольких метрах от старика. Он поднял мешочек. Произнес несколько фраз на латыни или каком-то другом языке – наверное уже наизусть заучил их, пока раскапывал информацию об этом месте. Последнюю фразу он выкрикнул. А затем высыпал содержимое сумки на землю.
Сухие листья прахом разлетелись по ветру. Кость, пару раз прокрутившись в воздухе, упала в грязь.
С минуту ничего не происходило. Но затем я услышала это: тихий шорох, доносящийся из кукурузы. Постепенно он становился все громче и громче. Я схватила Дерека за руку и сжала ее, готовясь к тому, что сейчас произойдет что-то жуткое…
Но ритуал сработал.
Стебли кукурузы раздвинулись, выпуская женщину, высокую и худую. Она держала за руку улыбающегося мальчика.
Я не смогла удержаться от слез, наблюдая за ними. Вот женщина обнимает своего старого отца. Вот они вместе обнимают парнишку…
– Идем, – пробормотал старик, вытирая глаза. – Пора возвращаться домой.
Старик направился по подъездной дорожке к главной дороге, вместе с дочерью и внуком.
А меня внезапно захлестнул страх. Что-то… что-то было не так. Почему он просто уходит? А как же остальные? Почему он не сказал нам ни слова? Почему даже не посмотрел в нашу сторону? Я огляделась по сторонам. Никаких новых людей, никаких голосов. На ферме больше ничего не произошло.
– Стой! – окликнула я старика. – А как же остальные?
Он остановился и обернулся. Ни следа улыбки на лице.
– Мне жаль, – просто сказал он.
Я вся похолодела.
– Что значит тебе жаль?
– Проклятие невозможно снять. Единственный способ вытащить кого-то с фермы – отдать другого вместо него.
Нет.
Невозможно.
Он не мог…
– Мне жаль, – повторил старик и обнял свою дочь. Она оглянулась на нас с грустью в глазах, держа за руку маленького сына.
А потом они просто пошли дальше по подъездной дорожке.
– СТОЙТЕ! – завопила я.
– Эмили…
– Вернитесь! Сейчас же вернитесь!
– Эмили! – Дерек. Его голос вдруг начал звучать странно. Приглушенно. Хрипло.
Я резко обернулась…
…изо рта Дерека торчала солома.
– НЕТ! – закричала я, бросаясь к нему.
Но было слишком поздно. Его кожа стала болезненно-серой. Пустые глаза остекленели. А губы... выглядели теперь так, словно их нарисовали маркером.
Я в ужасе наблюдала, как мужчина, которого я любила, превращался в пугало.
– Дерек! Пожалуйста...
Его тело все еще нависало надо мной. Руки раскинуты в стороны. Фланелевая рубашка набита соломой. Голова, обросшая мешковиной безвольно лежала на плече.
И тут он пошевелился.
Резко повернул голову. Его глаза – теперь просто большие пуговицы – уставились прямо на меня.
Я побежала. Я побежала так быстро, как только могла, к дому. Но вот от чего невозможно было убежать: что-то изменилось и во мне. Ноги плохо слушались, подгибались на каждом шаге… в конце концов я полностью потеряла равновесие и рухнула в гостиной, рыдая.
Я знала.
Знала, что тоже меняюсь.
По какой-то причине медленнее, чем Дерек. Но из зеркала на меня смотрит уже другое лицо. Нос стал длиннее, уши заострились, кожа порозовела…
Поэтому я постаралась напечатать это как можно быстрее. Пожалуйста, держитесь подальше от фермы Гершонов. Не покупайте их товары, не устраивайтесь к ним на работу, даже не говорите с ними – бегите прочь так быстро, как только можете, и никогда не оглядывайтесь.
Я бы сказала больше, но печатать становится все труднее. Пространство между пальцами зарастает. Руки коченеют. Всего через час или около того они превратятся в копыта, и исчезнет последняя возможность связаться с внешним миром.
Поэтому, пожалуйста.
Во что бы то ни стало, не приближайся к ферме.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В мрачных анналах истории есть немало жутких и кровавых страниц, повествующих о злодеяниях, которые повергают в трепет даже самые черствые души. Одной из самых зловещих фигур, окутанных мраком и ужасом, является Елизавета Батори – венгерская графиня, чьи преступления потрясли общество того времени.
Эта аристократка из знатного трансильванского рода, жившая на рубеже XVI и XVII веков, вошла в историю под зловещим прозвищем "Кровавая графиня". Ее имя стало нарицательным, олицетворяя саму суть жестокости и безумия, не знающих границ.
По преданиям, Елизавета Батори была одержима маниакальной жаждой молодости и красоты. Ради этого она была готова пойти на любые, даже самые чудовищные злодеяния. Говорят, что в подвалах своего замка она держала в заточении юных крестьянских девушек, подвергая их пыткам и истязаниям, высасывая из них кровь в безумной вере, что это поможет ей сохранить молодость и привлекательность.
Легенды гласят, что за годы своих кровавых оргий Елизавета Батори замучила и убила сотни, а может быть, и тысячи невинных девушек. Ее имя стало символом самого изощренного садизма и жестокости, воплощением самых страшных человеческих пороков.
Но где заканчивается правда и начинается вымысел? Что скрывается за легендами о "Кровавой графине"? Была ли она действительно такой чудовищной злодейкой, или же ее образ был намеренно демонизирован? Попытаемся разобраться в этой зловещей истории, полной загадок и противоречий, и приоткрыть завесу тайны над одной из самых жутких фигур в истории человечества.
Елизавета Батори родилась 7 августа 1560 года в семье известного трансильванского рода Батори. Ее отец Дьёрдь VI Батори был могущественным аристократом, князем Трансильвании, а мать Анна Батори происходила из древнего венгерского рода Байчи.
Елизавета росла в роскоши и получила прекрасное по тем временам образование. В 15 лет она вышла замуж за знатного венгерского аристократа Ференца Надашди. Брак был династическим и укрепил положение семьи Батори. Молодожены поселились в замке Чейте в Венгрии.
Супруг графини Ференц Надашди
В браке у Елизаветы родилось трое детей - две дочери и сын. Однако семейная жизнь едва ли была счастливой. Ференц Надашди был военным и часто отсутствовал, сражаясь с турками-османами. Елизавета оставалась одна управлять обширными владениями мужа.
Современники описывали Елизавету как женщину редкой красоты, но с крутым нравом и вспыльчивым характером. Она была чрезвычайно горда своим аристократическим происхождением и не терпела непочтительного обращения. За малейшую провинность она жестоко наказывала слуг.
В 1604 году муж Елизаветы Ференц Надашди скончался после продолжительной болезни. Овдовев в 44 года, Батори унаследовала огромное состояние и земли покойного супруга. Она стала одной из богатейших и влиятельнейших женщин Венгрии и Трансильвании.
Именно в этот период, согласно историческим источникам, и начались жуткие злодеяния Елизаветы Батори. Получив практически неограниченную власть, она стала поистине неконтролируемой. Ее замок Чейте превратился в настоящую обитель ужаса и боли для многочисленных слуг и крестьянок окрестных деревень.
По свидетельствам современников, Елизавета Батори отличалась патологической жестокостью по отношению к прислуге. Она придумывала изощренные пытки и истязания для своих служанок. Батори лично избивала девушек тяжелыми палками, жгла их раскаленными докрасна щипцами, вырывала ногти, волосы, отрезала части тела.
Согласно показаниям на судебном процессе, Батори особенно жестоко расправлялась с молодыми крестьянками из окрестных деревень. Она приказывала своим слугам похищать девушек, которых потом запирала в замке Чейте. Там Елизавета подвергала их нечеловеческим пыткам и издевательствам, нередко до смерти.
Существует легенда, что Батори верила в омолаживающие свойства девичьей крови. Поэтому она якобы купала в крови замученных девушек, чтобы сохранить молодость и красоту. Однако достоверных исторических подтверждений этому нет.
Злодеяния "Кровавой графини" были преданы огласке после того, как в 1610 году от рук Батори скончались две девушки из знатных семей. Их родственники подняли шум, и дело дошло до палатина Венгрии Дьёрдя Турзо. Он направил людей для расследования в замок Чейте.
То, что они там обнаружили, повергло всех в шок и ужас. В подвалах замка были найдены мертвые тела замученных девушек, а также пыточные комнаты с орудиями истязаний. Елизавету Батори немедленно арестовали и предали суду.
Судебный процесс над "Кровавой графиней" начался в январе 1611 года в городе Быттся (ныне Битча, Словакия). Его возглавлял палатин Дьёрдь Турзо и специально созданный трибунал из судей и дворян.
Из-за высокого аристократического происхождения Батори ее не могли приговорить к смертной казни. Поэтому судьи вынесли ей своеобразный приговор - пожизненное заточение в собственном замке Чейте. Елизавету заковали в кандалы и замуровали в небольшой комнате с крошечным оконцем для передачи пищи.
Там она и провела последние 4 года своей жизни в полной изоляции, прикованная к стене. Елизавета Батори скончалась в августе 1614 года в возрасте 54 лет. По легенде, перед смертью она кричала, что ее преследуют призраки замученных девушек.
Спустя четыре столетия после смерти "Кровавой графини" ее имя не утратило зловещей известности. История Елизаветы Батори стала одной из самых жутких легенд в европейском фольклоре.
Замок Чейте, где она провела последние годы в заточении, превратился в популярную туристическую достопримечательность. Сюда ежегодно стекаются тысячи посетителей, жаждущих прикоснуться к тайнам "кровавой графини". В замке воссоздана комната, где была замурована Батори, а также экспозиция, посвященная ее жизни и процессу.
Кровавые злодеяния Елизаветы продолжают вдохновлять писателей, художников и кинематографистов на новые произведения. Ее образ безумной аристократки, жаждущей вечной молодости и купающейся в крови девственниц, стал воплощением самых страшных человеческих пороков.
Однако, несмотря на все легенды и мифы, истинные мотивы преступлений Батори так и остались загадкой.
Была ли она одержима безумными суевериями о молодильных свойствах крови?
Или же просто испытывала садистское удовольствие от пыток и убийств?
Возможно, ответ кроется в ее аристократическом высокомерии и презрении к простолюдинам?
Как бы то ни было, имя Елизаветы Батори навсегда вошло в историю как одного из самых жестоких и кровавых серийных убийц. Ее дело стало одним из первых задокументированных случаев патологической жестокости в Европе. "Кровавая графиня" породила целую волну легенд о вампирах, упырях и иных кровожадных существах.
Сама Батори, возможно, и не подозревала, что ее имя станет нарицательным для описания патологической жажды крови и садистских наклонностей. Но именно так ее и запомнила история - безжалостной и кровожадной убийцей, жертвами которой пали сотни невинных девушек.
Наш Telegram-канал. Еще больше тайн, паранормального и неизведанного.
Наш TikTok. Короткие ролики сверхъестественных явлений
Глава 1
- Греби, немного осталось.
- Ты так полчаса назад говорил… Давай прямо тут встанем на привал? - я мотнул головой в сторону берега.
- Нет, тут нельзя, опасно, за тем поворотом остановимся, - Леший махнул рукой куда-то вперёд.
- Ладно, ещё немного потерплю.
Прошло уже порядка пяти часов, как мы запрыгнули в свою деревянную лодку. Холодный ветер обдувал наше судно со всех сторон, не желая отпускать нас из объятий «Ледяной пустоши». Голые тощие деревья стояли по обеим сторонам реки. То тут, то там мы слышали, как их сухие ветки ломаются под чьими-то тяжёлыми шагами. Иногда краем глаза я видел какие-то тени. Сегодня солнечный день и не заметить их было практически невозможно. Такого рода обстоятельства, несомненно, добавляли нам сил. Не обращая внимания на ледяную воду и холодные порывы ветра, мы двигались всё дальше от злосчастного места, в котором многие мои коллеги остались навсегда.
- Вот туда давай, - Леший в очередной раз махнул рукой куда-то вперёд.
Из последних сил я налёг на вёсла. Когда мы подплыли, Леший выпрыгнул из лодки прямо в ледяную воду.
- Диод, чего расселся, старцу помощь нужна, але не видишь? Или ноги боишься в резиновых сапогах замочить?
- Щас, Леший, щас.
Держась одной рукой за край лодки, я тяжело встал. Ноги были ватные, спина болела. Но всё это было терпимо, главное, что мы смогли отплыть подальше от «Ледяной пустоши».
Затащив лодку на берег, мы с Лешим начали собирать хворост, дабы развести костёр. Благо сушины в это время года было завались. Уже через десять минут на нашей поляне приятно трещал небольшой костерок.
- До заката управились, слава богу, - Леший опустился на трухлявый пенёк.
Я посмотрел на небо, которое уже успело окраситься в красно-розовые оттенки. Не помню, чтобы в «прошлой» жизни зимой были такие закаты. Хотя, кто его знает. В прошлой, нормальной жизни у меня не было времени даже на то, чтобы хоть на секунду кинуть взгляд на небо! Каждый день я решал множество бесполезных, с точки зрения выживания, задач. Но сейчас всё изменилось. Всё изменилось...
- Диод, о чём думаешь? - спросил меня старик.
- Да прошлое вспомнил. Как в городе жил, работал.
- Ну да, ну да... - Леший призадумался.
- Кому сейчас хорошо - так это тебе. Ты как жил, так и живёшь. Сплавляешься по реке, ходишь по лесу, охотишься. Считай, ничего не изменилось.
Леший рассмеялся.
- Ну ты парень даёшь, опять хандру поймал? Или всё пережитое не отпускает? Диод, выдохни. Скоро уже весна будет. Снег вон и тот растаял. Февраль нынче тёплый выдался.
- Ты, старче, не серчай на меня. У меня после «Ледяной пустоши» всегда так. Ностальгия какая-то просыпается внутри.
- Дело привычное, - Леший почесал свою седую бороду. - Многие там прошлое вспоминают, некоторые даже рвутся вернуться, дурачьё, ей богу.
В это время наш маленький костерок превратился в полноценный костёр. Пламя безжалостно сжирало всё, до чего могло дотянуться. Жар нарастал, терпеть это уже было невыносимо, и я снял свой ватник.
- Эвона как, плюсовая температура в феврале, да где ж такое видано?
- Да, Леший, согласен. Хорошо на улице. Слушай, спросить у тебя хочу уже неделю, да всё забываю.
- Ну так давай, чего ж не спрашиваешь, - Леший улыбнулся.
- Ты вообще скучаешь по «старому» миру? А то на тебя посмотришь и кажется, что ты всегда в таких условиях выживал.
- Да чего скучать, в городе я бывал редко. Пару раз в год, не больше. Мне, внучок, тайга больше нравится. Свободу чувствую. В лесу и сон лучше, да и напастей всяких меньше.
- Теперь то да, безопаснее в глухой тайге, тут не поспорю. С людьми, скажу я тебе, всегда не очень безопасно. А уж когда привычный всем мир рушится в одночасье - тем более.
- Рабство опять вспомнил? Да не серчай ты уже на них, они люди дикие, за всю жизнь ни разу в городе то и не были. А тут городские табуном повалили, куда ж им ещё было деваться?
- Леший, - сказал я серьёзно, - не напоминай. Уроды они, твари, похуже созданий «Ледяной пустоши». Мне даже думать об этом противно.
- Диод, ну убежал ведь! Сдюжил! Один из немногих до нас добрался!
- Счастливое стечение обстоятельств... Повезло, что вообще из города смылся.
- Это да, внучок, верно молвишь.
От заката, не так давно озарявшего небо своими красно-розовыми лучами, не осталось и следа. Загадочные, далёкие от этого прогнившего мира звёзды заполонили ночной небосвод. Приятный треск костра невольно породил во мне болезненные воспоминания о нашем последнем семейном походе в лес. Боже, как давно это было... Где сейчас мои родные? Может, они стали городскими тенями? Теми самыми тенями, с которых всё и началось... Лучше уж так. Наверное, это самое гуманное, что могло с ними произойти. Во всяком случае это было лучше, чем переродиться в кровососущую тварь из «Ледяной пустоши».
Так, стоп, Диод, о чём ты вообще думаешь?! Хватит вспоминать прошлое! Его не вернуть и не изменить! Я оторвал взгляд от костра и взглянул на Лешего.
Его испуганное лицо заставило меня напрячься. Что-то было явно не так...
- Слухаешь? - шёпотом спросил меня Леший.
Я отрицательно помотал голой. В этот момент до моих ушей дошёл едва уловимый звук шагов. Судя по звукам, несколько тварей всё-таки смогли отследить нас. В следующую секунду раздался истошный вопль. Далёкий, леденящий кровь вопль.
- В лодку сейчас же, только тихо! - Леший медленно встал.
С каждой секундой шаги становились всё ближе. Честно говоря, я не видел смысла скрываться, так как из-за костра мы были достаточно лёгкой и заметной мишенью. Но перечить Лешему было нельзя! Таковы правила...
Погрузив всё в лодку, мы как можно тише спустили её на воду. Запрыгнув на судно, мы медленно начали отдаляться от берега. Тем временем, наши преследователи подобрались к нам вплотную. Всего каких-то пару десятков метров отделяло нас от ненасытных тварей. Лишь когда мы остановились посередине реки, Леший сказал:
- Вот здесь и остановимся! Бросай якорь!
Я бесшумно перебросил через борт наш самодельный якорь.
- А теперь наблюдай за представлением! - Леший широко улыбнулся.
Я посмотрел в сторону покинутой поляны. Кровососущие существа затихли, вероятно, высматривая нас. Гнетущая тишина окутала всё пространство вокруг. Лишь жалобное потрескивание костра приводило меня в чувство.
В следующее мгновение на поляну вышли трое. Неспешной поступью они приблизились к костру. Теперь их можно было рассмотреть во всей красе. Исхудавшие тела монстров покрывали обрывки одежды. Из их ртов торчали какие-то щупальцы. Длинные когти на руках практически доставали до земли.
- Диод, а, Диод, - обратился ко мне Леший. - Как тебе зрелище? Жуткие, правда? - шёпотом спросил меня старец.
- Почему мы не уплыли? - неожиданно вырвался у меня вопрос.
- А куда плыть? В лагерь? Привести их за собой? Нет уж, этому не бывать!
В следующее мгновение Леший вскинул свою старую винтовку на плечо и выстрелил. Оглушительный грохот раздался на всю округу. Тем не менее, старик оказался весьма метким, так как в следующее мгновение одна из тварей замертво упала на землю.
Оставшиеся «соплеменники», вероятно, смекнули, что охота теперь ведётся на них. Твари начали метаться из стороны в сторону с невероятной для человека скоростью. Один из монстров случайно задел костёр, отчего тот разлетелся во все стороны. Десятки летящих во все стороны искр от горящих дров в последний раз озарили злосчастную поляну. Леший произвёл ещё несколько выстрелов в темноту, вероятно, для того, чтобы окончательно отбить у незваных гостей желание даже приближаться к этому месту впредь.
- Диод, ты хоть осознаёшь, что сейчас произошло? - Леший ошалело посмотрел на меня.
- Ну...
- Вот тебе и ну, дурында. Уже не первый раз твари выходят за приделы «Ледяной пустоши». Их всё чаще стали замечать в приграничных зонах.
- Пустошь расширяется...
- То-то и оно, лады. На боковую пора, утром с якоря снимемся. А то тварюги эти обозлённые сейчас, не дай бог, за нами увяжутся.
Укрытый сырым ватником, я лежал на дне лодки. Где-то вдалеке ещё слышались истошные вопли кровососов. Видать, Леший всё-таки кого-то задел, когда стрелял в темноту. Странно это всё, в этой местности отродясь тварей не было. Неужто Леший прав? Надеюсь, что нет. Иначе судьба нашего поселения висит на волоске...
Глава 2
- Вставай, окаянный, пора дальше грести, - Леший несколько раз толкнул меня ногой в спину.
Утреннее солнце больно ударило мне в глаза.
- Давно проснулся? - спросил я, вставая.
- Давненько, внучок. Заскучать успел уже. Кстати, смотри, эдакие засранцы эти кровососы, своего утянули, пока мы спали, - Леший показал рукой в сторону пустой поляны.
- Даже крови нет, интересные существа.
- А то! Диод, давай якорь поднимай. Иначе так и останемся тут.
- Слушай, а как ты понял, что они за нами в воду не полезут?
- Дак, когда ж они лезли? Не было такого никогда.
- Да кто их знает. Раньше они из Пустоши нос не высовывали, а сейчас, смотри, как далеко забрели.
- И то верно, Диод, - Леший грустно вздохнул. - Ладно, чего пустомелить, пора к своим возвращаться.
Река Стикс несла нас навстречу нашему поселению. Не знаю с чем это связано, но течение реки заметно увеличилось, и теперь нам с Лешим практически не приходилось налегать на вёсла. Плыви да радуйся, что грести не заставляют, но мне отчего-то было совсем не радостно. Наша разведывательная экспедиция закончилась ничем. Сколько бы мы не смотрели на город из своих мощных биноклей, мы не смоги заметить никаких изменений. Пустые безжизненные улицы да брошенные автомобили. Лишь иногда где-то в окнах мелькали тени. Обыденность во всей своей красе.
Но вот что действительно пугало меня, так это то, что кровососущие твари из «Ледяной пустоши» так долго гнались за нами. Это серьёзный сигнал, который нельзя было игнорировать. Мы с Лешим прекрасно понимали, чем чревато расширение Пустоши, от этого делалось ещё тяжелее.
Буквально через два часа мы подплыли к первому аванпосту. Именно здесь нами было решено организовать небольшой привал. Тем более, что на посту стояли мужики, с которыми мы не раз ходили в рейды, поэтому нам было что с ними обсудить.
- Борзый, нам с тобой серьёзно покумекать надо, - Леший хмуро окинул всех сидящих взглядом.
- Давай базарить, чё за тема? - Борзый, в свойственной ему манере, ответил старцу.
- Смотрите, хлопцы, мы с Диодом вчера вечером подверглись нападению «гавриков». У нас есть опасения, что эта зараза выходит за переделы своего обитания. Они всю ночь бесновались на берегу, хорошо, что они пока воды боятся, иначе худо было бы нам. Я прав, Диод? - Леший посмотрел на меня.
- Дааа, дела, - Борзый помотал головой. - Ваще, если говорить на чистоту, мы с Сиплым всё чаще слышим их крики по ночам.
- Внатуре, - просипел Сиплый.
- Ну так вот, делать с этим что-то надо. Мы с Диодом хотим сегодня же сообщить главному об этой лабуде.
- Хрена лысого они что-то делать начнут! - сказал Сиплый.
- Во-во, пока мы тут не ляжем замертво, они и не подумают суетиться, - Борзый сплюнул в сторону.
- Коли так, мы вас братцы не бросим. Будем с вами тут куковать! Иначе и быть не может! - сказал Леший.
- Вы это, на нулевой аванпост загляните сначала. Мне по рации доложили, что они какого-то чудика странного поймали. Говорят, что не из здешних. Может польза будет от него, - простонал Сиплый.
- Раз уж на то пошло, заглянем, - ответил Леший.
Больше эту проблему мы не обсуждали. Разговаривали на отвлечённые темы. Мужики хоть и выглядели бодро, но по их измученным физиономиям было видно, что они на грани нервного срыва. Конечно, постоянно слышать крики тварей там, где их отродясь не было, очень неприятно. Я бы даже сказал, совсем неприятно.
Выпив несколько чашек чая, мы загрузились в лодку.
- Ну что, мужики, пора прощаться. Сил вам! - Леший пожал им руки.
- И вы давайте, не подставляйтесь лишний раз! Не забудьте тока заехать на нулёвку, там заночуйте. А то у нас тут, - Борзый выдержал небольшую паузу, - небезопасно.
- Добро! - сказал я.
Река Стикс несла нас дальше, вглубь безопасной территории. То тут, то там уже можно было увидеть фигуры людей, слоняющихся вдоль берега.
- Леший, как думаешь, кого они там поймали?
- На «нулёвке» что ли? А чего ж тут думать, наверное, очередной сбежавший раб.
- С каждым годом их становится всё меньше и меньше...
- Ну дак. Все, кто мог убежать - убежали, остальные либо приспособились, либо погибли.
Дальше плыли молча, до нулевого аванпоста (или как его называл Леший «нулёвка») оставалось совсем немного. Солнце уже давно скрылось за горизонтом. На небе появилась одинокая луна, которая своим бледным светом освещала нам дорогу. Каждый пройденный километр давался всё тяжелее, казалось, что и эту ночь нам придётся провести на дне своей лодки. И всё же на душе у меня было не так тяжело, «Ледяная пустошь» с её тварями осталась далеко позади. Нас окружают относительно безопасные места, на которых, в теории, можно заночевать. Но мы бы не рискнули так сделать, наш недавно пережитый горький опыт вкупе со сведениями Борзого сформировали у нас чёткое понимание того, что отныне в этих краях небезопасно. Нам ничего не оставалось, кроме как плыть дальше, вглубь безопасных земель.
- Вон они, чапаем туды! - сказал Леший, указав пальцем не небольшую постройку.
- Наконец-то, я уже думал, что и сегодня нам придётся в лодке ночевать...
- Сплюнь, не дай бог!
Наша лодка медленно остановилась у пологого берега. Абсолютная тишина, не свойственная этому месту, напрягала.
- Эй, хлопцы, почему не встречаете?! - крикнул Леший в темноту.
В следующее мгновение из кустов послышались какие-то шумы. Буквально через несколько секунд к нам вышел потрепанный мужчина, держащий наготове своё ружьё.
- Леший, Диод, это вы?
- А кого ты здесь ожидал увидеть? - с усмешкой спросил Леший.
- Картавый, ствол опусти. Тебя разве не учили, что на людей, а тем более друзей оружие направлять нельзя.
Картавый медленно опустил ружьё.
- Ты чего напряжённый-то такой?
- Заходите в дом, сейчас всё ррраскажу! - Картавый быстрым шагом направился к своей хибаре.
Выгрузившись на берег, мы проследовали за ним. Очевидно, что не так давно произошло что-то серьёзное. Иначе мне было непонятно, зачем Картавый сидел в засаде с ружьём наготове.
- Пррроходите, быстро!
Мы зашли в небольшое тёмное помещение. В следующее мгновение Картавый захлопнул за нами массивную деревянную дверь.
- А где Шприц? - спросил Леший, разглядывая комнату.
- На ррразведку ушёл, скоррро должен верррнуться. Ррребята, рррассказывайте, что смогли увидеть в «Ледяной пустоши»?
- Чайком бы хоть угостил, а то мы целый день в шхуне этой сидели, промёрзли до костей, - сказал я.
- А, это верррно, сейчас! - Картавый снял с печки небольшой, потрепанный временем чайник. Разлив горячий напиток по металлическим кружкам, Картавый вновь уселся перед нами, всем своим видом показывая, что он готов слушать.
- Слухай, что я тебе скажу! «Ледяная пустошь» расширяется! Эти гаврики шли за нами до самого аванпоста. Борзый говорит, что по ночам их слышать начал. Не к добру это всё... - Леший сделал небольшой глоток чая.
- К тому же, прошлой ночью мы подверглись нападению! Благо, что эти твари бояться заходить в реку, иначе худо бы нам пришлось. Леший, кстати, смог подстрелить одного из них! - сказал я.
- На утро тело куда-то исчезло. Свои же и утащили! Вот и всё! А у вас тут какие новости? - Леший посмотрел на Картавого.
- Интеррресно это всё... Да какие у нас тут новости могут быть. Всё было хорррошо, до вчерррашнего дня. Вчеррра поймали одного лазутчика. Ничего толком выведать у него не удалось, несёт бррред всякий. А хотите, я вам его покажу?! - Картавый оживился.
- А где он? - поинтересовался я.
- Да в клетке тут сидит, в соседней комнате. Пойдёмте! - Картавый встал и направился в противоположную часть комнаты.
- Хм, а я и не знал, что у вас здесь клетка есть... - задумчиво произнёс Леший.
- Чаще пррриезжать надо! Я вам и не такое покажу!
Картавый достал ключи и открыл деревянную дверь. Сразу за ней нас ждала небольшая комната, в центре которой стояла клетка. Раньше это помещение, вероятно, использовалось как кладовка, настолько оно было мало. В клетке сидел человек в белом халате, в руках он держал свои очки. Голова было опущена.
- Вы чё, его тут голодом морите, что ли? - недоумённо выдал я.
- Нет, он недавно ел. Пррросто потрррёпанный весь.
- А чего в халате? - спросил Леший.
- Говорррит, что учёный. Но мне что-то в это не верррится.
Человек, находящийся в клетке, поднял голову. По виду это был парень лет тридцати. На его молодом лице находилось множество ссадин и порезов. Надев очки, парень громко сказал.
- Да, учёный, тебе удостоверение показать?
- Видите, вообще спятил! Коррроче, вы ррраспологайтесь, а я пойду дальше в засаде сидеть. Может его подельники где-то рррядом шныррряют.
- Да один я пришёл, один! - крикнул парень.
- Мне кажется, он из ррработорррговцев к нам пррриехал. Они давно что-то замышляют пррротив нас!
- Можно мы с ним тогда поговорим? Всё равно делать нечего... - спросил я.
- Говорррите. Только если он что-то ррраскажет, сррразу зовите меня!
- Добро, Картавый, добро, - Леший похлопал нашего товарища по плечу. - Ты иди, мы за юнцом приглядим.
Ещё немного постояв, Картавый взял своё ружьё и вышел из дома.
- Парень, давай по порядку, кто ты? - спросил я.
- Ботанов Алексей Анатольевич, учёный.
Я посмотрел на парня удивлённым взглядом. Леший, судя по всему, тоже удивился. Давненько никто не представлялся своим «старым» именем. В «новом» мире мы предпочитали использовать прозвища, дабы не ассоциировать себя с тем, что так давно и бесповоротно кануло в лету.
- А прозвище? - спросил Леший.
- Ваши первобытнообщинные игры меня не интересуют, вам, НАМ грозит большая опасность! - парень встал в полный рост.
- Ладно, с этим разберёмся потом. Откуда ты? - продолжил расспрос я.
- Из бункера!
Этот ответ окончательно лишил меня дара речи.
- А шо это? - Леший удивлённо посмотрел на парня.
- Герметичная комната под землёй, в которой есть запасы еды, воды и энергии.
- А чего ж выбрался? Коли там так хорошо?
- Послушайте, моих запасов хватило бы до конца жизни. Дело совсем не в этом! Мои приборы показали, что зона излучения расширяется, причём делает это стремительными темпами!
- А шо такое зона излучения?
- Так, Леший, давай дальше я сам! - я перебил своего напарника.
- Если мы в ближайшее время не примем каких-либо мер, то всё человечество будет уничтожено!
- Откуда у тебя данные? - недоумённо спросил я.
- Спутники-то ещё работают! В том числе и исследовательские...
- Но если, по твоим же словам, над человечеством нависла угроза, почему ты выбрался из своего бункера?
- И до меня рано или поздно добрались бы. Да и, по большому счёту, чего стоила бы тогда моя жизнь? Целых десять лет я отсиживался в своём убежище. Наблюдал за миром через экран монитора, боялся выбраться из своей норы. Я наблюдал за тем, как миллионы людей превращаются в... - парень резко замолчал.
- В...?
- В общем, мне надоело отсиживаться. Сейчас ещё можно всё исправить!
- Подожди, но если ты знаешь, как спасти человечество, почему же ты раньше не вылез? - меня начал немного подбешивать этот «учёный».
- Об этой возможности я узнал совсем недавно...
- Хорошо, допустим, мы поверили тебе. Вот сейчас мы откроем клетку, ты выйдешь, и что дальше?
- А дальше мне нужна будет ваша помощь! Нужно добраться до одного места, оно находится недалеко отсюда!
- По нынешним меркам даже десять километров - серьёзное расстояние.
- Тем не менее! Зона стремительно расширяется. То место, куда я собираюсь пойти, находится на самом краю зоны. В любой момент зона может продвинуться, тогда уже будет поздно...
- А что находится в той точке?
- Реактор, который работает от суперкомпьютера. Мы должны выключить его.
- И это поможет?
- Я не знаю. Могу лишь догадываться.
- То есть ты нам предлагаешь идти непонятно куда и непонятно зачем, лишь для того, чтобы проверить свою теорию?!
- А у вас выбора нет, - мрачно сказал учёный.
- Мы можем просто перенести поселение вглубь безопасной зоны, благо расстояние позволяет.
- Пока можете. Думаешь, я бы выбрался из своего комфортабельно убежища, если бы не был так уверен в том, что только что вам рассказал?
Я промолчал.
- Ох, не знаю, о чём вы тут кумекаете, но что-то больно мне не нравится тон вашего разговора... - сказал Леший.
- Ладно, на сегодня достаточно. Завтра договорим. Возможно, нам придётся взять тебя с собой в поселение. Честно говоря, то, что ты рассказал, очень и очень настораживает.
Учёный ничего не ответил.
Закрыв комнату на ключ, мы вновь уселись на деревянные стулья.
- Сейчас по кружке ещё хлопнем и спать! - сказал Леший.
- Слушай, Леший, ты человек опытный, старый. Как ты думаешь, он врёт? - я махнул головой в сторону двери, за которой сидел пришелец.
- Не знаю, внучок, не знаю. Но он не похож на здешнего. Он вообще не похож ни на одного из нас. Странная одежда, странные разговоры. Нет, он точно не из здешних.
- Вот и я о том же. Он больше похож на человека из «старого» мира. Даже несмотря на ссадины и царапины, он выглядит относительно опрятно.
- Дак, оно так и есть! Не видывал я ещё таких аккуратных работорговцев.
- Может тогда Картавого к нам позовём? Чё он в лесу мёрзнуть будет?
- Да пусть помёрзнет! Нам же лучше! Считай сторож бесплатный! Они и так на своём посту ни хрена не делают, только чаи гоняют да девок водят! К тому же, сейчас вернётся и начнёт трындеть, а я спать хочу!
- Это верно, старче, верно!
Допив чай, мы улеглись на соломенные кровати. Такие мягкие и такие уютные, что я и сам не заметил, как через считанные секунды погрузился в царство морфея.
-
- Полундра! Подъём! На нас напали!
Я быстро поднялся с кровати. Сон как рукой сняло. Леший тоже вскочил с кровати. Схватив ружьё, он оглядывался по сторонам.
- Юнец, кто кричал?!
В следующее мгновение в комнату влетел Борзый, за ним забежал Картавый.
- Не спите? Хорошо! На нас напали!
- Кто? - недоумённо воскликнул Леший.
Через мгновение с улицы послышались истошные крики кровососов.
- Сука, да быть такого не может! Они никогда не доходили до нулёвки! - сказал я.
- Попёрли, твари! Сиплого убили... - Борзый покраснел.
- Отставить ррразговоррры, к оррружию!
Понравился рассказ?