Стоицизм — философия и религия сильных и свободных
Диоген — яркий представитель кинизма, а кинизм повлиял на Зенона Китийского, основателя стоицизма.
Сегодня предлагаю поговорить про «СТОИЦИЗМ». Для меня эта тема очень личная, ибо стоицизм повлиял на меня невероятно. Но тут надо сделать некое отступление. Есть три периода или, можно сказать, три формы стоицизма:
1. Древняя Стоя. Основатель — Зенон Китийский. Этот стоицизм чем-то похож на кинизм Диогена.
2. Средняя Стоя. Панетий Родосский и Посидоний.
3. Поздняя Стоя или «Римский стоицизм». Это уже Сенека, Марк Аврелий и Эпиктет. Именно этот стоицизм и повлиял на меня больше всего.
Я стараюсь изучать ВСЕ: Авраамические религии, все формы философии, бусидо, платонизм, пифагореизм и так далее. И я не могу сказать, что в стоицизме какие-то уникальные идеи, эти идеи есть и в других мировоззрениях, но тут я хотел бы рассказать подробней, почему именно «римский стоицизм». Прошу прощения за долгую прелюдию.
Многие считают, что стоицизм — это философия тяжелых времен. Как только жизнь ухудшается, все ищут душевного и духовного спасения в стоицизме. Я согласен и нет. Дело в том, что все субъективно. Да, бывают тяжелые времена, когда война, голод и разруха, но ведь бывают и личные моменты. Например, уход в мир иной близкого человека или расставание с любимой. Разве это легко? Это тоже тяжело. Помню, как сказал рок-певец Мэрилин Мэнсон, что конец света — это необязательно, когда весь мир рухнул, а когда ТВОЙ ЛИЧНЫЙ мир рухнул. Как он сказал, что для конца света достаточно одной пули. С этим трудно спорить.
Еще хотелось бы вспомнить Будду, который говорил, что жизнь — это страдание. Если смотреть на мир без розовых очков, то быстро это понимаешь. Так что стоицизм актуален ВСЕГДА, ВЕЗДЕ и ВО ВСЕ ВРЕМЕНА. А если ты живешь по принципу: «Пока жареный петух не клюнет», — то тебе можно только посочувствовать. Такое отношение к жизни — это инфантильность и беспечность, так нельзя, надо ВЗРОСЛЕТЬ.
Но я не могу назвать себя «стоиком», потому что я не достоин такого гордого звания. Расскажу историю из книги Сенеки. Один царь-тиран решил проучить философа, посмотреть на его стойкость духа. Он прям при нем убил его жену и детей. На это философ сказал: «Ты у меня ничего не отнял, все мое при мне и с собой». Понятное дело, что в душе этого философа происходила буря, но он этого не показал. Понятно, что ему было больно, мягко говоря. Но если бы он упал на колени и начал плакать, то он бы проиграл царю. А своими спокойствием и выдержкой он МОРАЛЬНО победил. Но я бы так не смог. Этот философ — КАМЕНЬ, а я, как говорили агенты в «Матрице», — ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕЛОВЕК.
Опять же, я про это говорил уже, но еще раз вспомню, многие думают, что стоицизм — это про то, чтобы не чувствовать. Нет. Это про то, чтобы свои чувства контролировать. Быть хозяином самому себе, но не служить своему ЭГО, а служить своему РАЗУМУ и ГЕНИЮ. Как говорил Марк Аврелий, что если сегодня ты начнешь служить РАЗУМУ, то те люди, которые еще неделю назад считали тебя обезьяной, сегодня будут считать тебя «богом».
Стоики верили в судьбу, предначертание, провидение. Доказать это или опровергнуть мы не можем, но факт остается фактом в том, что происходит то, что происходит и нам надо выбрать, как мы будем на это реагировать. Эпиктет говорил, что жизнь подобна игре в кости, человек не может повлиять на результат, но может выбрать, как ему реагировать на любой исход. В своих мыслях человек представляет себя супергероем или древнегреческим богом, но, как я и сказал выше, мы просто люди из костей, мяса и сухожилий, мы не можем реальность подстроить под себя, но ты можешь в любых обстоятельствах оставаться САМИМ СОБОЙ. Это требует постоянной работы внутри.
Стоики были открыты к другим взглядам и идеям. Они могли восхищаться людьми, которые хоть и не были стоиками, но на практике реализовывали стоическое поведение. Идеалом такого поведения они считали, например, Сократа. Философа приговорили к смерти через отравление ядом. Сократ не стал сбегать из Афин, потому что любил этот город. Он сказал, что был доволен им, когда в нем были справедливые законы, но и теперь, когда законы несправедливы, он бежать не хочет, он хотел, чтобы его дети выросли именно в Афинах, хотя один из учеников предлагал его выкупить из тюрьмы. Сократ принял яд, он действовал постепенно, сперва отнимались ноги. Когда онемение дойдет до сердца, то все, конец. Все ученики плакали. Когда онемение дошло до живота, Сократ воскликнул: «Мы же должны Асклепию петуха, обязательно отдайте». Он был спокоен, смерть не смогла его обескуражить. Он умер тихо и безмятежно. Стоики восхищались таким поведением. Подробней почитайте у Платона «Федон» или «О душе». Я лично плакал в конце, это не метафора, меня реально прям пробило.
Кто-то из стоиков верил в богов, кто-то даже в Одного Б-га, кто-то — в Мойру (судьба). Очень хорошо на этот счет сказал Марк Аврелий, если после смерти нас ждет небытие, значит, наши страдания закончатся, но из-за достойного поведения люди будут вспоминать тебя добрым словом, это хорошо. Во-вторых, если так решила природа, то это точно злом быть не может. В-третьих, в небытие твои гений и разум больше не будут в плену у тела и эго. Это тоже хорошо.
Если же там, на той стороне, нас ждут боги или еще какая сила, то тем более они будут рады, что ты жил ради развития добродетели, ибо только так можно достичь счастья, смысл жизни человека. Я тут не буду развивать эту тему, скажу только, что счастье — это наше внутреннее состояние, наша душа. Но об этом как-нибудь потом.
А насчет того, что Б-г один, стоики говорили, что есть только Зевс, а остальные боги-олимпийцы — всего лишь его разные проявления. Но не обманывайтесь, для стоиков Зевс — это не мужик-качок, как на скульптурах. Стоики, если говорить по-современному, были деистами, они считали, что Зевс — это закон, облика и вида не имеющий, рациональный закон Вселенной, душа мира, космический разум и порядок. Кстати, римляне и эллины называли Зевсом любого верховного бога любого народа.
Вот напутствие Марка Аврелия: «Будь подобен скале: волны беспрестанно разбиваются о нее, она же стоит недвижимо, и вокруг нее стихают взволнованные воды».
А вот слова Сенеки: «Сильнее всех — владеющий собою», «гораздо более важно то, что ты думаешь о самом себе, чем то, что другие думают о тебе».
А вот и Эпиктет, а он, если помните, был буквально рабом, но, благодаря стоицизму, своей силе духа и воли, своему контролю над собой, стал свободным во всех смыслах: «Раб тот, кто не умеет владеть собою», «существует только один путь к счастью — перестать беспокоиться о вещах, которые не подвластны нашей воле».
На этом я хотел бы закончить, ибо на эту тему можно целую книгу написать, а у меня нет такой задачи, я хочу вас заинтересовать для дальнейших поисков. Хотя я уверен, что вернусь еще к теме стоицизма много раз.
Советую всем прочитать три книги:
1. МАРК АВРЕЛИЙ — НАЕДИНЕ С СОБОЙ.
2. СЕНЕКА — НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ.
3. ЭПИКТЕТ — БЕСЕДЫ.
Ответов я не даю, я только задаю вопросы. Есть жизнь — есть время подумать.
Римский император, стоик-философ, последователь Эпиктета — Марк Аврелий.
Что это за странные значки рядом с аватарками пользователей на Пикабу?
Если вы не в курсе, то вот вам ответ. Это знак команды поддержки. Четыре пикабушника каждую неделю записывают видео на одну тему, а их болельщики — помогают им залетать в тренды. Кто из авторов снял настолько крутой ролик про кота, что вы им поделитесь? Проверьте → pikabu.ru/go/blogger_battle
Лев Толстой и стоики о теле и душе (внутреннем и внешнем)
Давайте прочтем несколько размышлений Льва Николаевича из главы "Жизнь человека не в теле, а в душе", сборника "Путь жизни". Он пишет:
5
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы: нет таких богатств, которые бы не пропадали; нет такой власти, которая не кончалась бы. Все это непрочно. Если человек положит жизнь свою в том, чтобы быть здоровым, богатым, важным человеком, если даже он и получит то, чего добивается, он все-таки будет беспокоиться, бояться и огорчаться, потому что будет видеть, как все то, во что он положил жизнь, уходит от него, будет видеть, что он сам понемногу стареется и приближается к смерти.
7
Делай то, чего хочет от тебя твое тело: добивайся славы, почестей, богатства, и жизнь твоя будет адом. Делай то, что хочет от тебя дух, живущий в тебе: добивайся смирения, милосердия, любви, и тебе не нужно будет никакого рая. Рай будет в душе твоей.
10
Как только почувствуешь страсть, похоть, страх, злобу, вспомни, кто ты: вспомни, что ты не тело, а душа, и тотчас же затихнет то, что взволновало тебя.
А что же говорили по этому поводу античные философы-стоики? Давайте вспомним 23-е письмо Луция Сенеки:
Все, чем тешится чернь, дает наслаждение слабое и поверхностное, всякая радость, если она приходит извне, лишена прочной основы. Зато та, о которой я говорю и к которой пытаюсь привести тебя, нерушима и необъятна изнутри. Прошу тебя, милый Луцилий, сделай то, что только и может дать тебе счастье: отбрось и растопчи все, что блестит снаружи, что можно получить из чужих рук, стремись к истинному благу и радуйся лишь тому, что твое.
<…> Запомни, что тело, хоть без него и не обойтись, для нас более необходимо, чем важно; наслаждения, доставляемые им, пусты и мимолетны, за ними следует раскаянье, а если их не обуздывать строгим воздержанием, они обратятся в свою противоположность. Я говорю так: наслаждение стоит на краю откоса и скатится к страданию, если не соблюсти меры, а соблюсти ее в том, что кажется благом, очень трудно. Только жадность к истинному благу безопасна.
<...> «Но что это такое, — спросишь ты, — и откуда берется?» — Я отвечу: его дают чистая совесть, честные намерения, правильные поступки, презрение к случайному, ровный ход спокойной жизни, катящейся по одной колее.
Или, например, первое размышление из Энхиридиона, с которого начинает Эпиктет:
Из существующих вещей одни находятся в нашей власти, другие нет. В нашей власти мнение, стремление, желание, уклонение — одним словом все, что является нашим. Вне пределов нашей власти — наше тело, имущество, доброе имя, государственная карьера, одним словом — все, что не наше.
<...> Итак, помни: если ты станешь рабское по природе считать свободным, а чужое своим, то будешь терпеть затруднения, горе, потрясения, начнешь винить богов и людей. Но если ты будешь только свое считать своим, а чужое, как оно и есть на самом деле, чужим, никто и никогда не сможет тебя принудить, никто не сможет тебе препятствовать, а ты не станешь никого порицать, не будешь никого винить, ничего не совершишь против своей воли, никто не причинит тебе вреда. У тебя не будет врагов, ибо ты неуязвим.
Интеллигенция всех времен произрастала из античной мудрости!
Лев Толстой
Письмо 65. О споре о причинах и торжестве духа
<...> Место дощечек заняла беседа, из которой я перескажу тебе ту часть, что вызвала спор: ведь судьей мы избрали тебя. Дела у тебя будет больше, чем ты думаешь, так как тяжущихся сторон - три. Наши стоики, как тебе известно, утверждают: все в природе возникает из двух начал - причины и материи. Материя коснеет в неподвижности, она ко всему готова, но останется праздной, если никто не приведет ее в движенье. Причина, или же разум, ворочает материю как хочет и, придавая ей форму, лепит всяческие предметы. Ведь в каждой вещи непременно должно быть то, из чего она делается, и то, чем она делается; второе есть причина, первое - материя.
<...> Стоики считают, что есть одна причина - то, что создает вещи. По Аристотелю, говорить о причине можно трояко: "Первая причина, по его словам, это сама материя, без которой ничего нельзя создать; вторая - это сам создатель; третья это форма, которая придается каждому изделию, как статуе", - ее-то Аристотель и называет "эйдос", "А четвертая причина - это намеренье, с которым создается изделие".
Я поясню, что это такое. Первая причина статуи есть бронза: ведь не будь того, из чего изваяние отлито или высечено, не было бы сделано и оно само. Вторая причина - художник: без его умелых рук бронза никак не могла бы принять вида статуи. Третья причина есть форма: статуя не звалась бы "Дорифор" или "Диадумен", если бы не придали ей именно этого обличья. Четвертая причина - это намеренье, с каким ее сделали: не будь его, ее бы делать не стали.
Что такое намеренье? То, что привлекало художника и за чем он гнался: если он работал на продажу, - это деньги, или слава, если он работал ради почета, или вера, если он готовил приношенье в храм. Значит, причина и то, ради чего делается вещь. Или, по-твоему, нет необходимости считать в числе причин сделанного дела все, без чего оно бы не делалось?
Платон добавляет еще одну причину: образец, именуемый у него "идеей". На него-то и оглядывается художник, чтобы создать именно то, что собирался. Неважно, будет ли этот образец вне его, но перед глазами, или внутри, зачатый и выношенный в душе. Эти образцы всех вещей заключает в себе божество, обнимающее духом и число, и вид всего того, что имеет быть созданным: оно полно теми не ведающими ни смерти, ни перемены, ни усталости обликами, которые Платон зовет идеями. Люди погибают, а сама человечность, по образцу которой создается человек, пребывает и не терпит урона от людских страданий и смертей.
<...> То же самое, говорит Платон, есть и у вселенной: и создатель - то есть бог, и то, из чего она создана, - то есть материя, и форма - тот облик и порядок, которые мы видим в мире, и образец - то, наподобие чего бог сотворил эту прекрасную громаду, и намеренье, с которым он ее сотворил.
Ты спросишь, каково было намеренье бога? Сделать добро. Именно так и говорит Платон: "какая причина создать мир была у бога? Он добр, а добрый не жалеет другим ничего благого, - вот он и сделал лучшее, что мог". Так рассуди нас и вынеси приговор, чьи слова, на твой взгляд, всего правдоподобнее <...>
В утверждениях Платона и Аристотеля названо либо слишком много, либо слишком мало причин. Если считать причинами все, без чего нельзя сделать того-то, - названо их слишком мало. Пусть тогда причислят к причинам и время: без времени ничто не будет сделано. Пусть причислят и место: ведь если делать негде, то и невозможно делать. Пусть причислят движение: без него ничто не делается и не гибнет, без движения нет ни искусства, ни изменений.
Но мы-то ищем первую и общую причину. А она должна быть простой, потому что проста материя. Что это за причина? Конечно, деятельный разум, то есть бог; а перечисленные вами - это не отдельные причины, они все зависят от одной, той, которая и действует.
Ты говоришь, что форма есть причина? Но ее придает изделию художник, она есть часть причины, а не причина. И образец - не причина, а необходимое орудие причины. Образец так же необходим художнику, как резец, как напильник; без них искусство не сдвинется с места, но они - и не части его, и не причины.
- "Намеренье художника, то, ради чего он берется что-нибудь сделать, есть причина". - Пусть причина, но не действующая, а дополнительная. Таких может быть без счета, а мы доискиваемся до общей причины. Нет, без обычной своей тонкости утверждают они, будто весь мир, как любое законченное изделие, есть причина: между изделием и его причиной - большая разница.
<...> - Но ты скажешь: "Какая тебе радость терять время на эти пустяки? Они ведь ни одной из твоих страстей не уймут, ни от одного из вожделений не избавят". - Верно; я тоже считаю важнее те занятия, которые утишают душу, и сперва исследую себя, а потом только вселенную.
Но времени я, вопреки твоим мыслям, не теряю и сейчас: ведь если этих исследований не мельчить и не растекаться в ненужных тонкостях, они поднимают и возвышают наш дух, придавленный тяжелой ношей, но жаждущий распрямиться и вернуться в тот мир, которому он принадлежит. Тело для духа - бремя и кара, оно давит его и теснит, держит в оковах, покуда не явится философия и не прикажет ему вольно вздохнуть, созерцая природу, и не отпустит от земного к небесному. В этой отлучке он ускользает из-под стражи и набирается сил в открытом небе.
<...> Мудрый или ищущий мудрости, хоть и прочно скованы с телом, отсутствуют лучшей своей частью и направляют помыслы ввысь. Они, словно присягнувшие воины, считают срок своей жизни сроком службы, и образ их мыслей таков, что жизнь они принимают без любви и без ненависти и терпеливо несут смертную долю, хотя и знают, что лучшее ждет их впереди.
Ты запрещаешь мне наблюдать природу? Отрываешь от целого, оставляешь мне малую часть? Нельзя мне доискиваться, в чем начала всех вещей? Кто их лепщик? Кто расчленил все, когда оно было слито воедино и облечено косной материей? Нельзя мне доискиваться, кто создатель этого мира? По какой разумной причине такая громада обрела закон и порядок? Кто собрал разбросанное, разделил перемешанное, коснеющему в единой бесформенности придал обличье? Что изливает столько света? Огонь ли это, или что-нибудь ярче огня?
Значит, нельзя мне этого доискиваться? Так мне и не узнать, откуда я вышел? Однажды ли я должен все это видеть, или мне предстоит рождаться много раз? Куда я отправлюсь отсюда? Какое жилище ждет душу, избавившуюся от рабского человеческого состояния? Ты запрещаешь мне причаститься небу - значит, велишь мне жить, не поднимая головы.
<...> Возвращаясь к нашему предмету, я повторяю, что свободе этой немало способствует и наблюдение природы, о котором мы беседовали. Ведь все состоит из материи и бога. Бог упорядочивает смешение, и все следует за ним, правителем и вожатым. Могущественнее и выше то, что действует, то есть бог, нежели материя, лишь претерпевающая действие бога.
То же место, что в этом мире бог, занимает в человеке душа; что в мире материя, то в нас - тело. Так пусть худшее рабски служит лучшему; будем же храбры против всего случайного, не побоимся ни обид, ни ран, ни оков, ни нужды. Что такое смерть? Либо конец, либо переселенье. Я не боюсь перестать быть - ведь это все равно, что не быть совсем; я не боюсь переселяться - ведь нигде не буду я в такой тесноте.
У Сенеки с друзьями случился интересный разговор, касавшийся разницы в метафизике стоиков, Платона и Аристотеля по вопросу о причинах, то есть о том, как и почему возникают все вещи и явления. Основную часть беседы философ пересказывает Луцилию и просит рассудить, кто ему кажется точнее в своих размышлениях.
В античности был распространен взгляд, что всё относящееся к понятию "материя" - пассивно (инертно) по своей природе. Первоматерия, из которой состоят все вещи во Вселенной - это просто некий материал, и из него можно вылепить что угодно, как из глины гончар делает всякую посуду.
Однако, нужен тот, кто лепит, руководствуясь какими-то соображениями. Материи обязательно нужно нечто, что придает ей конкретную форму и свойства; что из общего, из её вариативности, сделает множество частных отдельных вещей. Таким активным началом признавался разум.
Разум - это та внешняя по отношению к материи сила, которая сосуществует с ней, но не является её частью, и оказывая воздействие на материю, создает из неё все имеющееся в Космосе. В религии, например, Разум станет тождественен Богу, а если говорить на языке науки - фундаментальным законам, которым подчиняется материальный мир.
Стоики считали, что разума, как единственной активной причины, вполне достаточно, а все остальные причины можно свести к нему. Тем не менее, позиции Аристотеля и Платона внесли огромный вклад в развитие философской мысли, и были очень популярны.
Аристотель считал, что есть 4 причины, которые объясняют происхождение всего.
Материальная причина (Материя). Это сам пассивный материал, из которого что-то делается.
Действующая причина (Движение). Это создатель, который приводит материю в движение и таким образом изменяет её.
Формальная причина (Форма). Это структура объекта, его вид и свойства (в общем, сущность), которые создатель ему задаёт. Благодаря оформлению, объект становится собой. Например, конкретную статую (допустим, "Давид" Микеланджело) мы отличаем от других статуй именно по её характерным чертам (форме).
Целевая причина (Цель). Это назначение объекта, цель, с которой он вообще делается. Ничего не происходит бездумно, даже если причины мы не осмысляем. Конечный функционал объекта всегда определяется целями, которыми руководствуется его создатель.
Платон придерживается +/- той же структуры, но добавляет пятую причину, основную в рамках его философии - идею. Это вечный, неуничтожимый и неизменный образец, от которого происходит ряд вещей одного класса. Например, мы можем взять множество собак разных пород, размеров, окрасов, чего угодно, но всех их объединяет идея "собачности". Взглянув на любую собаку мы точно понимаем, что это собака, а не кошка или лошадь.
По Платону, конечная вещь не совпадает с её идеей. Когда скульптор делает статую, он задумывает её руководствуясь идеей "ста'туйности", как бы интуитивно понимая, какие черты должно содержать изделие, чтобы являться статуей. Однако, получив из куска мрамора результат, скульптор имеет конкретную статую, а не её "идеальный" прообраз, который существует лишь в умозрительном мире идей.
Сенека замечает, что добавляя причины к Разуму, мы лишь плодим ненужные сущности. Если Разум - это творец, скульптор, то все остальные причины уже содержатся в нём и исходят от него. Иначе нам нужно добавить и время, и место в пространстве, и само движение и т.п. Зачем ограничиваться? Однако, гораздо уместнее оставить единственную основную активную причину, как прародительницу всех остальных.
Далее, Сенека отвечает на вопрос, - "Зачем вообще нужны все эти сложносочиненные размышления?". Мы знаем, что стоики к философии относили лишь практически пригодные наработки, которые непосредственно улучшают жизнь и облагораживают её. Перечисленные причины - это какие-то абстракции, которые невозможно использовать в жизни с пользой.
Но нашему духу, - отмечает Сенека, - естественно задавать извечные вопросы, волнующие каждого человека. Такие размышления рассекают дух и тело, позволяя первому воспарить туда, откуда он происходит, не будучи скованным телом. Нас будоражат те глубины, которые скрывает природа, а любознательность, удовлетворенная хорошим ответом, дарит большое наслаждение. Наверняка многие вспомнят, какое удовольствие они получали от решения сложной задачи по математике в учебные годы. Это буквально экстаз, непонятно откуда берущийся.
Точно также и с философскими вопросами, которые не должны ограничиваться лишь практикой, а еще и дарить нашему духу подлинную свободу.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Луций Сенека
Мы...
Письмо LXII. Об отговорках о нехватке времени и образце для стремлений
Лгут те, кто хочет показать, будто куча дел не оставляет им времени для свободных наук. Такие притворяются занятыми, множат дела и сами у себя отнимают дни. А я свободен, Луцилий, свободен и принадлежу себе везде, где бы ни был. Делам я себя не отдаю, а уступаю на время и не ищу поводов тратить его впустую. В каком бы месте я ни остановился, я продолжаю свои раздумья и размышляю в душе о чем-нибудь спасительном для нее.
Предав себя друзьям, я не покидаю себя самого и подолгу остаюсь не с теми, с кем свели меня время или гражданские обязанности, а лишь с самыми лучшими: к ним я уношусь душой, в каком бы месте, в каком бы веке они не жили.
Повсюду при мне Деметрий, лучший из людей, и, удалившись от блещущих пурпуром, я беседую с ним, полуодетым, и им восхищаюсь. И как им не восхищаться? Я вижу, что он ни в чем не чувствует недостатка. Некоторые могут все презреть, все иметь никто не может. Кратчайший путь к богатству - через презрение к богатству. А наш Деметрий живет не так, будто он все презрел, а так, будто все уступил во владение другим.
Люди действительно выдумывают лишнюю занятость, убеждая себя в её необходимости. Наверняка вы знаете таких "деловых" товарищей, которые весь день суетятся, рассказывая, что у них нет свободной минуты, а толку от их телодвижений никакого. Нет ни денег, ни общественно полезного вклада, ничего. На любое предложение вы услышите: "Да надо бы, время бы найти...". Все это притворство, за которым удобно прятать свою несостоятельность, либо глупость, лень и отсутствие планирования. Будем честны, даже на работе сфокусированное внимание умещается от силы в несколько часов. Всё остальное - это имитация деятельности, кофе-брейки, сплетни и постоянные перекуры.
У вас всегда найдется возможность, чтобы повидаться с приятелем, которого давно не видели, или который оказался в трудной ситуации; найдется время, чтобы исполнить мелкую просьбу, которая для просящего может быть очень важна; и уж точно найдется пол часа на изучение нового материала. Это ни требует ни специально отведенных мест, ни каких-то дополнительных обременяющих условий. Только немного самодисциплины. Мозг - как мышца, и его обязательно нужно регулярно тренировать.
Даже при общении с друзьями, с которыми весело скоротать время, философ не забывает обращаться к лучшим, пусть их и давно нет с нами. Несмотря на занятость "внешним", главное оставаться свободным и независимым в душе. Для этого полезно взять за образец человека, который вдохновляет своим примером, и с которым можно "говорить", заглядывая внутрь себя.
Так Сенека "беседовал" с Деметрием - киником-моралистом, жившим в крайней бедности и презиравшим лишние атрибуты культуры, вроде ненужных благ. В трактате "О счастливой жизни" Сенека писал: "Увидев, в какой крайней бедности проводит он жизнь, я по-другому слушаю его и читаю". Деметрий принадлежал только себе, поскольку ничего не имел. За смелость критиковать императоров, он дважды изгонялся из Рима. Не каждому подойдет такая принципиальность, но тем полезнее иметь столь высокий идеал в качестве мысленного спутника и стремиться к нему.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Луций Сенека
Письмо LX. О наследственных пороках и потреблении
Я жалуюсь, ссорюсь, сержусь. И теперь ты желаешь того же, чего желала тебе кормилица, или дядька, или мать? До сих пор ты не понял, сколько зла они тебе желали? Да, мольбы близких для нас - все равно что мольбы врагов! И тем они опасней, чем счастливей сбываются. Я не удивляюсь тому, что все дурное преследует нас с малых лет: ведь мы выросли среди родительских проклятий. Пусть боги услышат и нашу бескорыстную мольбу за себя.
До каких пор мы будем чего-нибудь требовать от богов, словно не можем еще сами себя прокормить? До каких пор будем засевать для себя столько полей, сколько впору большим городам? До каких пор целый народ будет снимать для нас урожай? До каких пор ради одного накрытого стола будут приплывать бессчетные корабли из разных морей? Несколько югеров пастбища досыта кормят быка, один лес питает стадо слонов, - человек собирает пищу и с суши, и с моря.
Что же? Неужели природа, дав нам такое небольшое тело, наделила нас ненасытной утробой, так что мы побеждаем алчностью самых огромных и прожорливых зверей? Ничуть нет! Много ли воздается природе? Она довольствуется малым! Нам дорого обходится не голод, а тщеславие. Тех, кто, по словам Саллюстия, подчиняется желудку, мы должны причислить не к людям, а к животным, а некоторых даже не к животным, но к мертвецам. Жив тот, кто многим приносит пользу; жив тот, кто сам себе полезен. А кто прячется и коснеет в неподвижности, для того дом - словно гроб. Можешь хоть начертать у порога его имя на мраморе: ведь они умерли раньше смерти.
Что Сенека имеет в виду в первом абзаце письма, говоря о родителях? Точно не вспомню, кому принадлежит фраза (кажется, Марку Твену), но смысл её следующий:
Кошка говорит котенку: "Делай как я", - и это хорошо. Птичка говорит птенцу: "Повторяй за мной", - и это хорошо. Человек говорит своему ребенку: "Будь как я", - а это уже преступление.
Мы заимствуем из семьи многие паттерны поведения, ведь неоткуда больше их черпать, кроме как от людей, постоянно нас окружающих. Родители хотят лучшего для нас, но понимают это со своей колокольни, передавая вместе с тем и пороки, какие-то свои стереотипы, страхи и раздражения. Они молятся, чтобы мы стали успешными людьми, нажили богатство, почет и уважение; чтобы хотели того же, чего хотят они. Не разбираясь в современных реалиях, они могут навязывать нам профессию, игнорировать наши интересы и стремления. Всё это выливается в замкнутый круг потребления, которое с каждым поколением приобретает лишь большие масштабы.
К чему, - спрашивает Сенека, - нам столько засеянных полей, имея в виду людей успешных. Для нас целый народ снимает урожай, а корабли привозят заморские яства для единственного стола. В то время, когда один лес способен прокормить целое стадо слонов, один человек хочет иметь флотилию из яхт, или особняки в каждой стране мира, в которых он не будет появляться годами. В то время как другим людям негде жить, а их дневной рацион составляет пару долларов, толстосум может за один обед оставить годовой бюджет небольшого городка.
Все эти дорогие производства обходятся дорого не из-за безразмерного желудка, а из-за безразмерного тщеславия. Согласно примерной статистике, человечество ежегодно выбрасывает больше трети всех произведенных продуктов, просто потому, что вышел срок годности или перехотелось это есть. На само производство тратится безумное количество ресурсов, которое можно было бы перераспределить в другие секторы экономики, например в здравоохранение.
Осознавая это, невольно задумываешься над вопросом: "Мы точно носители космического логоса?".
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Луций Сенека