Серия «СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ»
ЛЮБИМЫЙ И ЕГО ИСПОРЧЕННАЯ МЕТРИКА...
В тот самый день, когда Олеся договорилась со своим будущим мужем поехать во Дворец Бракосочетаний, чтобы подать заявление, Георг прибежал к ней в жутком состоянии. Еще хорошо, что, кроме Олеси, в тот момент никого из ее родственников дома не было. Едва открыв дверь своему возлюбленному, прямо с порога, Олеся сразу же поняла, что случилось нечто страшное. Геру всего трясло, словно от пришел с сорокоградусного мороза и никак не мог отогреться. Он был не в силах даже говорить нормально. Только повторял, как заведенный, словно в каком-то трансе:
- Я тебе сейчас такое расскажу!.. Такое расскажу!..
Сказать, что Олеся перепугалась до полусмерти, - это не сказать ничего…
Гера, по-прежнему содрогаясь всем телом, прошел в комнату, сел на диван - и вдруг разрыдался в голос, как ребенок. Олеся растерялась и перепугалась еще больше. Она просто застыла от ужаса, боясь даже пошевелиться.
Прекрасно зная о том, что его избраннице нравятся спокойные и сдержанные мужчины, Гера обычно всегда изображал из себя этакого непроницаемого и выдержанного супермачо. И вдруг с ним случается такая просто дикая истерика, с морем размазанных по физиономии соплей и судорожными безудержными иканиями… На самом деле, это было так на него не похоже, что Олеся реально застыла рядом, в шоковом состоянии, как соляной столп, не зная, что с ним делать, и как его успокоить…
К тому же, - да прости ее, Господи!.. - но к этому ее страху примешивалось жуткое чувство отвращения, омерзения и брезгливости при виде того, как любимый реально наматывает сопли на кулак и вытирает их об одежду, которая и так, к сожалению, была далеко не первой свежести…
Уже потом, после свадьбы, пожив некоторое время с этим странным человеком, Олеся поймет, что подобные эффектные истерики - любимый конек ее супруга. Именно это и есть его естественное состояние, а вовсе не спокойствие, хладнокровие и выдержка. И надо всего лишь дать ему как следует выплакаться, по возможности не обращая на него внимания. Но тогда, в тот миг, - в тот день!.. - это стало для Олеси откровением. И, надо признаться, весьма шокирующим…
А Георг лишь по-прежнему повторял, как заезженная пластинка, в перерывах между судорожными всхлипами, вздохами и иканиями:
- Мне мать такое рассказала!.. Такое рассказала!.. Ты не представляешь!.. Ты теперь не захочешь выходить за меня замуж!.. Я такое узнал!.. Такое узнал!.. Она скрывала это от меня всю жизнь!..
Признаться честно, у Олеськи просто ноги подкосились, потому что единственная мысль, промелькнувшая у нее в голове, была о каком-нибудь наследственном заболевании, передающемся генетически. Что-то типа шизофрении или биполярного расстройства. Она сразу же предположила, разумеется, самый худший вариант. Возможно, Гера был чем-то болен, но до сих пор действительно не знал об этом. Признаться честно, у Олеси и у самой иногда возникало подобное подозрение, - и это обуславливалось, в первую очередь, тем, что его мама во всеуслышание и на каждом углу кричала о том, что ее тридцатилетний сынок пока еще просто не способен самостоятельно принимать какие-либо серьезные ответственные решения, - и, тем более, ни в коем случае не сможет сейчас содержать семью…
И Олесе хватило ума тут же предположить, что, возможно, мама всю жизнь мужественно скрывала от него какой-то страшный диагноз, чтобы он не чувствовал себя неполноценным и мог жить нормальной жизнью. Но именно поэтому она всегда и опекала его, как маленького ребенка, - из страха, что правда может, рано или поздно, выйти наружу, если позволить ему полностью жить самостоятельной взрослой жизнью. Но теперь, когда он надумал, наконец, жениться, она больше не имела права молчать и посчитала себя обязанной рассказать ему обо всем, поскольку подобное заболевание может передаться его детям…
Олеся стояла перед Георгом, ни жива, ни мертва от страха, ожидая его дальнейших слов и будучи уже, как ей казалось, готова к самому худшему. Она из последних сил пыталась сохранять спокойствие и не поддаваться панике. И вот, наконец, судорожные рыдания стали понемногу затихать, и возлюбленный, - кое-как, с грехом пополам, - смог объяснить Олесе, в чем дело…
Оказалось, Гера с утра сообщил матери, что сегодня они планируют пойти подавать заявление в ЗАГС. И тогда его матушка, Лидия Георгиевна, вдруг разрыдалась и сказала, что должна сообщить ему нечто очень важное. Такое, о чем он просто обязан поставить в известность свою невесту, потому что просто не имеет права ее обманывать…
Сама Лидия Георгиевна всю жизнь скрывала это от своего сына, поскольку заранее догадывалась, каким шоком будет для него это известие. Но сейчас, когда он собрался жениться, она больше не имеет права его обманывать. И он, как порядочный человек, просто обязан сообщить об этом своей девушке. И тогда уже она, - то есть, Олеся, - будет решать, стоит ей выходить за него замуж или же нет…
И после такого многообещающего вступления Лидия Георгиевна достала свидетельство о рождении сына, которое она скрывала от этого бедолаги тридцать лет. И показала запись о регистрации ребенка. А там, еще по старым советским правилам, в графе с данными его отца, стояла его национальность…
- Он - еврей, понимаешь, еврей!!! - завопил несчастный Гера и снова зашелся в отчаянных безумных рыданиях.
“И никакой шизофрении?..” - чуть было не вырвалось у Олеськи.
Только сейчас она, наконец-то, смогла выдохнуть и почувствовала невыразимое никакими словами облегчение. Ведь она реально опасалась гораздо худшего. Признаться честно, национальность отца Георга на тот момент не имела для нее ровным счетом никакого значения. Ей это вообще было фиолетово. Но, чтобы объяснить, чем была вызвана такая жуткая истерика Геры, сейчас необходимо сделать небольшое отступление.
Евреев он всегда ненавидел просто лютой ненавистью. Как только речь, хотя бы случайно, заходила о представителях этой славной нации, Олесин возлюбленный, обычно внешне такой невозмутимый и спокойный, тут же начинал рвать, метать и в ярости топать ногами, с пеной у рта доказывая самой Олесе, - и всем окружающим, кто желал его слушать, - что все беды в этом мире происходит именно по вине представителей этой национальности.
Сама Олеся, признаться честно, никогда не понимала причин такой странной горячности, и чувства и эмоции Георга по этому поводу казались ей слишком уж ненатуральными и преувеличенными. Но что было, то было… К счастью для Олеси, никакие расовые предрассудки были ей пока что еще не ведомы, и поэтому ей было совершенно все равно, к какой нации относится тот или иной человек. Она действительно пока еще наивно полагала, что моральные качества не зависят от национальности. Русские тоже как-то далеко не все являются образцами честности и порядочности, - как ни печально это осознавать. Наверное, то же самое можно сказать и обо всех остальных.
И о евреях, в том числе.
Так что, несмотря на патологическую ненависть Георга, которую он изо всех сил пытался привить и Олесе, она вовсе даже не собиралась огульно считать всех евреев негодяями и обвинять во всем, что происходит - или когда-либо происходило - в этом мире. И вопрос о возможной истинной национальности будущего супруга по-прежнему оставался для нее совершенно неактуальным.
Но для самого Георга эта тема была просто необычайно болезненна. И кошмарная для него ситуация осложнялась еще и тем, что сам он имел типично еврейскую внешность, благодаря которой представители этой национальности, что уж тут греха таить, всю жизнь принимали его за своего. И, как это ни удивительно в данном случае, но следует признать, что подобную внешность он унаследовал от своей матери. Поскольку как раз его отец, к слову сказать, был совершенно другим, имел более тонкие черты лица, и на еврея, в принципе, как раз был не сильно похож…
А теперь вот выяснились такие жуткие подробности, буквально сразившие бедного Геру наповал…
К слову тут следует заметить, что вопрос о национальности Гериного отца на самом деле был весьма и весьма спорный. Точно о нем известно лишь то, что он родился на территории Приднестровья в самом начале Великой Отечественной Войны. И кем при этом были его настоящие родители, история, к сожалению, умалчивает, поскольку в возрасте примерно двух месяцев он остался сиротой и попал в детский дом. И уже только после войны его усыновила немолодая еврейская пара, давшая мальчику свою фамилию и, разумеется, национальность.
Они воспитывали его, как родного, и он лет до шестнадцати даже и не знал, что является приемным. А узнав, сбежал из дома и больше никогда туда не возвращался.
И вот теперь Лидия Георгиевна призналась сыну, что, оказывается, его отец всю жизнь ненавидел своих приемных родителей именно за то, что они “испортили ему метрику”. Он считал их виноватыми в том, что вся его жизнь сложилась непутно из-за этой графы о национальности.
Олеся недоверчиво покачала головой. Для нее все это звучало, как какой-то бред сумасшедшего!.. Это насколько нужно быть моральным уродом, чтобы так рассуждать?.. Вместо того, чтобы быть благодарным людям, не давшим ему сдохнуть с голоду в детском доме в послевоенное время, вырастившим его, как своего, он переживал из-за их национальности и, даже несколько десятков лет спустя, все еще не мог простить им того, что они, по его словам, сломали ему жизнь…
Честно говоря, если кого Олесе и жаль было в подобной ситуации, так это его приемных родителей. Тем более, что, даже по словам Лидии Георгиевны, это были очень достойные люди. И они просто, наверное, не заслужили такой мерзости.
Очевидно, свою ненависть к еврейскому народу Олесин возлюбленный, достойный сын своего отца, унаследовал именно от него. Яблочко от яблони, как говорится, недалеко падает… Поэтому для него и было таким страшным потрясением узнать, что он, хоть и чисто гипотетически, возможно, тоже принадлежит к представителям этой славной нации.
А хитрая Герина мамуля, которая изначально была против любых его отношений с Олеськой, решительно потребовала от своего сына, чтобы он немедленно поставил свою невесту в известность о своем “происхождении”. И все это под предлогом того, что нормальная русская девушка, узнав об этом моменте биографии своего любимого, вполне может попросту отказаться выходить за него замуж, потому что не пожелает иметь детей-полукровок. И Гера, под впечатление от всего этого, в полуобморочном от ужаса состоянии, приехал к Олесе с намерением честно ей об этом рассказать…
Олеся предполагала про себя, что для славной и милой Лидии Георгиевны это был последний отчаянный шанс избавиться от неугодной невестки. Но только вот в данном конкретном случае она, явно, просчиталась. Потому что, как уже упоминалось, Олеся напрочь была лишена каких бы то ни было предрассудков в этом плане.
Олесе кое-как удалось успокоить своего полностью уничтоженного и раздавленного возлюбленного и заверить его в том, что она выйдет за него замуж, даже если он окажется китайцем с негритянскими корнями, уходящими в глубокое рабовладельческое прошлое. Для нее все это действительно не имело ни малейшего значения. Гекуля вытер слезы и воспрянул духом. И они поехали во Дворец Бракосочетаний.
Как покажет будущее, это был один из самых нелепых поступков в Олесиной жизни. Но, тем не менее, возможное еврейское происхождение ее мужа тут действительно было ни при чем…
Видео
Источник
Показать полностью
1
ПОМОГИ БЛИЖНЕМУ СВОЕМУ...
Олесин младший братик, вопреки всем желаниям родителей, умудрился в свое время жениться на девочке из очень неблагополучной многодетной семьи. Которая жила, по словам Олесиной мамы, просто в жуткой бедности. Их отец был алкоголиком; он много лет не работал вообще, и они все честно жили на деньги мамы - пенсионерки. Один из старших братьев по молодости занимался чем-то сильно противозаконным и, очевидно, связался не с тем, с кем надо, - поскольку в какой-то момент попросту сгинул без вести. Найти его тогда не удалось. Правда, двадцать лет спустя, он вдруг обнаружился где-то в Прибалтике, удачно женившимся и на тот момент уже вполне благополучным. Он сам однажды вышел на связь, сообщил, что у него все хорошо, - и, в принципе, этим его вмешательство в дела своего семейства и ограничилось.
Еще один из братьев был честным вором, реально жившим по принципу “украл, выпил, сел”. Поэтому на зоне он проводил куда больше времени, чем на свободе, и с этим все давно уже тоже смирились.
Третий братик - самый старший - поначалу оказался довольно удачливым. У него было хорошее образование и весьма неплохая работа. Он даже умудрился жениться на дочке главного архитектора города, что очень даже благоприятно сказалось на его карьере, - а также принесло квартиру, машину и прочие дотации. Но в какой-то момент в нем что-то “перещелкнуло”. Очевидно, правильно говорят, что гены пальцем не размажешь… И он тоже начал пить, буянить, дебоширить, - а потом и воровать. Пару раз отсидел, - немного, но неудачно, - на зоне отморозил ноги так, что ступни пришлось наполовину ампутировать. И, в довершение ко всему, - словно этого мало!.. - он совершенно осознанно решил стать бомжом. Из родительской трехкомнатной квартиры его никто не выгонял; мать, разумеется, жалела его и была готова помогать и ухаживать за ним. Но он сам почему-то решил, что на улице жить лучше.
Четвертая сестра у них была инвалидом детства с целым букетом психических проблем. Они долго мучались с ней, пытались как-то лечить и поддерживать, но, в конце концов, вынуждены были признать ее недееспособной и определить в психбольницу на постоянное место жительства.
И только лишь младшенькая, Анечка, - разумеется, самая любимая, - оказалась без явных изъянов. К счастью, ее удалось более или менее удачно выдать замуж. И это было большим облегчением для ее родителей, поскольку ее мама, вдобавок к собственному весьма и весьма буйному семейству, воспитывала сама еще и двоих внуков от своих неудачных старших детишек.
Но речь сейчас, в принципе, идет даже и не об этом.
А о том, что Олесина мамуля, - добрейшей души человек, особенно, правда, почему-то именно по отношению к другим людям, - тут же кинулась им помогать. Ну, и Бог бы ей в помощь, - но вот только делать это она почему-то неизменно пыталась за чужой счет. И в данном случае, разумеется, за Олесин. А кто же еще, если не она, Олеська, поможет всем бедным, сирым и убогим?..
И в первую очередь мама чуть ли не силой заставила дочь собрать все старые вещи, - от практически не ношенных до тех, которые даже уже и на помойку-то вывесить не решишься. И, под предлогом того, что “...там совсем нищета; они и этому рады будут!..” - мамочка отправила все эти баулы с подарками новоявленным родственникам в качестве гуманитарной помощи.
Олеся тогда даже шибко и не противилась. В конце концов, действительно, - надо же помогать своим ближним!..
Правда, через пару лет все это рванье зачем-то вернулось к Олесе обратно, - да еще и с “довеском” из их собственных старых вещей. Очевидно, это уже была материальная помощь самой Олесе со стороны добрых и заботливых родственников… После чего все эти гуманитарные дары благополучно перекочевали на помойку, где и нашли место последнего упокоения…
За это время Олеся уже узнала, что Анькина мама, Тамара, на самом деле является жуткой шмоточницей. Дома шкафы у нее буквально ломятся от одежды, и ей действительно впору самой помогать нуждающимся… К тому же, Олеся поняла, что это семейство на самом деле не такое уж и бедное, - несмотря ни на что, Тамара, невзирая на некоторое присущее ей мотовство, тем не менее, жить умела и вполне приспособилась содержать свою семью на те, на первый взгляд, весьма скудные средства, которые у нее были.
После того, как у Олеси открылись на все это глаза, с идеей помощи “бедным родственникам” она, разумеется, благополучно завязала. Да у нее и у самой тогда как раз настали такие тяжелые времена, что впору самой было просить милостыню…
А вот ее мама, - которая, вроде бы, видела все то же самое, - с идеей “творить добро” никак расстаться не желала. Она ведь у них была очень добрая, милосердная и свято верующая в Бога. Поэтому, чуть только в разговоре с Олесей речь случайно заходила о том, что у той пришло в негодность что-то из одежды, и необходимо задуматься о покупке нового, мама тут же, ни капельки не переживая об отсутствии шмоток у самой дочери, начинала, в буквальном смысле слова, вопить:
- Вот и хорошо!.. Вот и отдай это Тамаре!.. Они же там голые ходят!.. Им вообще носить нечего!..
Голыми в той семье, к счастью, никто не ходил, и Олеська прекрасно знала об этом. Ее подачки нужны были Тамаре еще меньше, чем прошлогодний снег. И Олеся так прямо и говорила маме. Но та вообще не желала ее слушать. Кроме того, Олесину милую мамулю почему-то просто сводили с ума “скупость и жадность” дочери, и она тут же начинала вопить, уже не выбирая выражений. А со временем, по мере прогрессирования у нее, как заподозрила Олеся уже гораздо позже, некоторых психических отклонений, истерики мамы по этому поводу начали принимать просто гротескный оттенок и весьма напоминали какой-то нелепый фарс.
Например, как-то Олеся случайно, - по великой глупости, не иначе!.. - обронила в разговоре, что у нее совсем разорвались кроссовки, и ей надо срочно куда-то выбираться и покупать новые. Окончание фразы мама, разумеется, благополучно пропустила, зато начало услышала и тут же буквально заверещала в трубку:
- Вот и отдай их Эдику!.. Ему же совсем ходить не в чем!..
Мамина неадекватность давно уже в последнее время ставила Олесю в тупик, и она не совсем понимала, как ей следует на нее реагировать.
- Мама, - недоуменно, но очень осторожно возразила Олеся, - кроссовки вообще развалились! Полностью! Их уже невозможно носить, они дырявые!..
- Вот и отдай их Эдику!.. - Мама просто, похоже, упивалась счастьем от возможности еще хоть чем-то помочь той семье. - Ему же все равно!.. Он же у них бомжует!.. Тамара рассказывала, что он у них сейчас прямо в песочнице около дома живет!.. Вот и отнеси их прямо сейчас Ане; пусть она ему их передаст!..
- Мама, - снова, в полном шоке от ее слов, осторожно возразила Олеся, - ты подумай сама!.. Зачем взрослому мужику, - каким бы бомжом он ни был, - мои кроссовки тридцать шестого размера?.. На что он их натянет?.. Они же ему не налезут, - даже дырявые!..
Ответ мамы заставил Олесю просто выпасть в осадок.
- Так у него же все равно ноги ампутированы, - вот они ему как раз и подойдут!!! - радостно закричала мама. Какая-либо логика в ее словах отсутствовала напрочь. - Отдай ему их прямо сейчас; ему ходить не в чем!.. Я сейчас позвоню Ане и скажу, что ты принесешь ей кроссовки для Эдика!..
Разумом Олеся тогда уже начинала осознавать, что все это уже просто не совсем нормально. И она попыталась деликатно объяснить маме, что вот прямо сейчас бросить все и кинуться с кроссовками к Ане, - это, мягко говоря, не совсем реально. В конце концов, ей еще элементарно необходимо хоть в чем-то дойти до магазина, чтобы купить новые.
- Так ты же сказала мне, что они у тебя совсем рваные?! - от возмущения резко перешла на визг мама.
- Да, совсем рваные, - подтвердила Олеся, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие, хотя уже тогда было понятно, что ничем хорошим это не закончится. - Но ведь босиком-то я все равно не смогу идти в магазин! Хоть в чем-то мне до него еще дойти надо!.. Да и до Ани!..
В глубине души у Олеси еще теплилась тщетная надежда, что к тому времени, когда она действительно сможет добраться до магазина, мама уже забудет про этот их разговор. Она уже миллион раз успела пожалеть о том, что опять случайно затронула эту тему, - потому что нечто подобное у них уже происходило, и не раз. А сейчас надо было хоть как-то разруливать эту ситуацию и закругляться…
- Дойдешь в чем-нибудь!!! - проорала любимая мамуля в трубку так громко, что Олеся, наверное, смогла бы услышать ее и без телефона. С другого конца города… - Отнеси их Ане прямо сейчас, Эдику вообще ходить не в чем!!!
На улице, - это так, между словом, - хлещет почти тропический дождь, - явление не такое уж и частое для их климатической зоны. Хороший хозяин собаку из дома не выгонит, - как говорят… А мама, между тем, все настойчивее требует бросить все и вот прямо сию минуту рвануть к Ане…
В голову Олеси тогда уже закрадывались не очень хорошие мысли о том, что кто-то из них двоих, вне всякого сомнения, безумен. Но она была настолько хорошо вымуштрована суровым воспитанием и жестокими реалиями жизни, что пока еще даже про себя не смела обвинить в этом маму и с ужасом полагала, что это у нее, наверное, имеются какие-то психические проблемы, мешающие ей видеть данную ситуацию адекватно.
Наивная, - что тут еще можно сказать?..
Поэтому Олеся, - устало, даже изможденно, уже явно из последних сил, - снова попыталась объяснить маме свою проблему:
- Мам, но мне даже до Ани сейчас не в чем будет дойти!..
- Так они же у тебя разорвались, - как же ты собираешься идти в них в магазин?! - рявкнула на нее мама так, что заложило уши.
Олеся почувствовала, что у нее просто руки опускаются от всего этого. И она проговорила, оправдываясь и уже чуть ли не плача:
- Господи, мама, но другого-то выхода у меня все равно нет!.. Босиком-то я, согласись, уж точно дойти не смогу!.. Мне нужно сначала купить хоть что-то на замену, а потом уже отдавать!..
Если она надеялась таким вот образом воззвать к маминому разуму, то ее затея с треском провалилась.
- А-а-а-а-а!!! - резко перешла на ультразвук мама, которая от охватившей ее ярости, похоже, потеряла последние остатки разума. Этот ее “переход”, хоть и вполне предсказуемый, тем не менее, всегда происходил неожиданно и до сих пор пугал Олесю просто до безумия и до полной потери дара речи. - А-а-а-а-а!!! Так значит, носи их сама!!! Я хотела, как лучше, но ты будешь носить их сама!!! Вот и носи тогда их сама!!! Я-то пыталась тебе помочь, но ты будешь носить их сама!!! Ну, и ладно!!! Ну, и живи тогда, как хочешь!!! Ты же будешь носить их сама!!!
Если послушать весь этот бред со стороны, то любой нормальный человек останется в замешательстве, наверное, так и не сумев понять ту особую, свойственную лишь Олесиной маме, женскую логику, связавшую весь этот набор почти случайных фраз между собой. Уже одно только это могло бы вызвать сомнения в разуме и адекватности человека, выкрикивающего нечто подобное, - и одним только лишь приступом ярости это не объяснишь…
Повторив все эти несколько фраз раз сто в самых различных вариациях и интерпретациях, добавив напоследок, разумеется, что Олеся ей больше не дочь, прокляв ее и одновременно с этим пожелав ей счастья и удачи такими словами, которые обычно не употребляют в приличном обществе, мама швырнула трубку.
Олеся размазала слезы по щекам и неимоверно тяжело вздохнула. Она чувствовала себя оплеванной и в очередной раз так и не смогла понять, чем вызвала этот приступ дикой ярости у своей любимой и ненаглядной мамочки?..
Позже ей обязательно придется перезванивать маме, вымаливать у нее прощение, попутно соглашаясь с тем, что никого хуже нее в этом мире Господь Бог еще не придумал, и она, очевидно, послана своей бедной мамочке в наказание за какие-то ее страшные грехи. В ответ мама, как всегда, заверит свою дочь, что и про нее, такую злобную, жадную, скупую, беспутную и неправедную, Господь не забудет и обязательно накажет ее, - за ее ненавистность, озлобленность, грубость и наглость. И так далее, и тому подобное… И уже только после этого мама все-таки милостиво согласится простить свою совсем пропащую дочь, сопроводив все это очередной тирадой на тему: “Ведь ты же - моя дочь, и я обязана простить тебя!.. Что же делать, если Господь дал мне и такое пережить!..”
Но все это будет возможно только при одном-единственном условии: если Олеся прямо в тот самый миг, бросив все, кинется к Ане и отнесет ей кроссовки для Эдика… Ну, или что там от них еще останется на тот момент… И не дай Бог ей не сдержать испуганный вздох…
При таком раскладе все останутся счастливы. Как и всегда.
Позже Олеся тысячи раз задавала себе вопрос, почему она так безропотно терпела все это тридцать лет?.. И так и не нашла на него ответа…
Но, наверное, никого теперь не удивит то, что она уже очень много лет не общается со своей доброй и милой мамочкой?..
Видео
Источник
Показать полностью
ПО СВОЕМУ ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ...
Как Олеся поняла, уже став взрослой, она всегда была одним сплошным разочарованием для своей несчастной бедной мамочки.
Не секрет, что у каждого, наверное, человека имеется в голове какой-то определенный идеал. И все мы - вольно или невольно - стремимся, по возможности, общаться с теми людьми, которые ему более или менее соответствуют. Но ни один живой человек не может быть полностью идентичен нашим представлениям о том, каким ему на самом деле следует быть. И тогда для нас, - если мы, конечно, люди разумные, - остаются только два варианта дальнейших действий.
Мы можем смириться с тем, что данный человек отнюдь не идеален в наших глазах, но при этом принять его, - принять его индивидуальность, оценить его положительные качества, возможно, перевешивающие то, что нам в нем не нравится. Либо, - если это совсем невозможно, - расстаться с ним, потому что он нас, в силу каких-то своих особенностей, совершенно не устраивает, и иметь с ним дело нам не хочется.
Правда, есть еще один - и очень сложный - вариант. Мы можем попытаться полностью переделать этого совершенно неудачного в наших глазах человека, попробовать слепить из него то, что нам надо, то, что мы хотим в нем видеть.
При этом его собственные желания и потребности, разумеется, уходят на второй план. Ведь мы же с вами лучше знаем, как он должен жить!..
Проблема при этом заключается лишь в том, что люди не меняются.
Да, их можно подчинить себе при определенных обстоятельствах, - лучше силой; это гораздо более эффективно. Можно подавить, затравить, сломать. Все это на самом деле не так уж и сложно. Но вот полностью изменить саму сущность человека, его потребности, отрегулировать его под себя и сделать таким, каким мы сами хотим его видеть, невозможно. Рано или поздно, опять же под воздействием каких-либо обстоятельств, уставшие от таких сложных отношений друзья уходят к тем, кто их понимает и принимает; внешне любящие и преданные супруги находят других спутников жизни, способных оценить их положительные качества. Но самая несчастная категория таких вот людей, которых вечно кто-то стремится переделывать под себя, - это дети. И вдвойне печально, что зачастую за свое место под солнцем не умеют бороться именно беспроблемные дети, - хорошие, послушные, любящие своих родителей, а потому искренне стремящиеся порадовать их и угодить им.
И таких детей на самом деле можно только пожалеть.
Олесина мама никогда и не скрывала, что всегда мечтала об изящной дочери-лебедушке, которая выступала бы, словно пава, плыла по воздуху, едва касаясь земли кончиками бальных туфелек, и вызывала бы у окружающих обмороки восторга и восхищения. У этой сказочной волшебной принцессы любое дело должно было спориться в руках, как у работящей и трудолюбивой Золушки, и она должна была всегда быть такой же беспричинно вечно счастливой, доброжелательной ко всем окружающим, покорной, безропотной, бессловесной и ставящей во главу угла свою готовность в любой миг угодить любимым членам своей чудесной распрекрасной дружной семьи, которые с удовольствием будут принимать ее любовь, внимание и заботу.
При этом само собой разумелось, что эта истинно правильная и добродетельная девушка должна была просто обожать ребятишек всех мастей, - ведь дети - это же счастье!.. - и больше жизни мечтать работать в детском садике. А потом она, разумеется,- как в старой доброй сказке, - должна была встретить своего принца, - такого же милого и безответного, а главное -покорного, - чтобы он, не дай Бог, не посмел не согласиться с мнением своей глубокоуважаемой тещи!..
Через положенное время у них непременно должны были народиться чудесные принцики и принцессочки, - такие же добрые, милые, легкие, изящные, изо всех сил стремящиеся угодить любимой бабушке, и вечно счастливые от этого…
Но бедной женщине изначально не повезло. Ее странная неудачная дочь с раннего детства была напрочь лишена каких бы то ни было зачатков изящества и женственности. Олеся была, на придирчивый мамин взгляд, слишком худой, высокой, неуклюжей и скованной. Когда ей исполнилось восемь лет, отчаявшаяся мамуля предприняла робкую попытку отдать дочь в танцевальную студию, - в надежде, что это благотворно повлияет на ее внешность и манеры. И Олеся очень старалась, потому что видела, какое огромное значение придает всему этому ее мама. Но с танцами у нее так и не сложилось, потому что, спустя всего пару месяцев, руководитель буквально вышвырнул ее прямо с занятия. В прямом смысле слова. Правда, в тот день была какая-то проверка, и, помимо несчастной Олеськи, руководитель вышвырнул еще человек десять, что составляло почти половину группы. Но, тем не менее, уверенности в себе и оптимизма это Олеське, явно, не прибавило.
Зато она без малейших усилий добивалась хороших результатов в спорте. Но мама при виде этого лишь в ужасе закатывала глаза. А после Олесиных робких просьб отдать ее в какую-нибудь, - ну, хоть какую-нибудь!.. - секцию, хваталась за сердце…
Олеся мечтала серьезно заниматься спортом. У нее получалось ну просто все без исключения: гимнастика, бег, прыжки, силовые упражнения, футбол, волейбол, пионербол, вышибалы, бадминтон… Мама раздраженно поджимала губы и лишь осуждающе качала головой. Дочь-спортсменка в ее красивые планы ну уж точно не вписывалась… Она ужасно переживала, что неуемные занятия спортом сделают ее и без того не слишком удачную и не похожую на девочку дочь еще более мужеподобной. Ведь Олеська и так, - мама с прискорбием вынуждена была это констатировать, - ходила, как мужик, топала, как мужик, сжимала руки в кулаки, тоже как мужик, - и так далее, и тому подобное…
Мама не жалела ни сил, ни времени на то, чтобы объяснить Олесе, как правильно ходить. Особый упор она делала на то, что красивая девушка должна двигаться с изяществом и достоинством; самое главное в хорошей походке - это правильно держать ручки за спиной, зачем-то их там растопырив… Очевидно, Олеся была совершенно бездарной ученицей. Она изо всех сил пыталась прилежно следовать маминым рекомендациям, но сказать, что у нее ни хрена не получалось, - это вообще не сказать ничего!.. Она просто стала посмешищем всего двора из-за этих своих неуклюжих и нелепых попыток “стать изящной”. Раньше, когда она просто была самой собой, на нее никто не обращал внимания… А теперь, стоило ей только появиться на улице, над ней все откровенно смеялись, ей кричали вслед пакости и оскорбления, свистели и передразнивали… На каком-то этапе Олеся просто полностью замкнулась в себе и стеснялась выходить из дома, чтобы пореже становиться объектом насмешек…
Мама, якобы, украдкой, - но, разумеется, так, чтобы дочь это видела, - смахивала с ресниц слезы разочарования, глядя на Олесю с осуждением и укоризной в глазах, словно та нарочно не желала соответствовать ее идеалу. Олеся старалась еще сильнее… А на деле получалось все нелепее и нелепее…
В результате всех этих невообразимых усилий она лишь приобрела дикий комплекс неполноценности, который аукается ей до сих пор…
К сожалению, хорошей хозяюшки, как мечтала мама, из Олеси тоже не получилось. Несмотря на то, что ей целыми днями приходилось прибираться и готовить, она никак не желала полюбить все это дело, и занималась этим лишь по необходимости, - а не для того, чтобы осчастливить членов своей замечательной семьи уютом в квартире и вкусной едой. К тому же, по твердому убеждению все той же мамы, руки у Олеси росли совсем не из того места, и работа в них никак не спорилась…
Но самым большим изъяном Олеси было то, что она зачем-то писала. Ну, вот просто ничего более нелепого и бесполезного невозможно было даже представить себе… Мама просто готова была зарыдать, - или по привычке забиться в истерике от ярости, - наблюдая, как ее непутная дочь тратит на подобную ерунду такое драгоценное время. И это - вместо того, чтобы к вечеру еще раз протереть пол в квартире, - а то он с утра уже запылился… Или же окна лишний раз помыть, - а то они уже недели две не мыты; через них уже скоро улицу не видно будет… И мама постоянно, неустанно, изо дня в день, вдалбливала Олесе, что вот она в свое время очень любила работу по дому и даже в детстве всегда выполняла ее с удовольствием и радостью. И вот наказал же ее Господь Бог такой дочерью, которая все это делает без малейшего энтузиазма, разве что из-под палки, - зато бумагу марает тоннами, не напасешься на нее…
Хоть Олесю и выгнали из танцевальной студии в детстве, но танцевать она, тем не менее, любила, и всегда ходила на дискотеки на базе отдыха, где они отдыхали каждое лето. Но однажды вместе с ней туда пожелала прийти и мама. Олеся не углядела в этом ничего особенного и, в принципе, не была против… До тех пор, пока мама, увидев, как танцует ее дочь, не схватилась за сердце в ужасе…
Разумеется, выяснилось, что Олеся не умеет танцевать от слова вообще, и глубоко шокированная этим фактом мама тут же кинулась учить ее… Но, - вот беда!.. - ученицей она, разумеется, оказалась совершенно бездарной. Несмотря на все усилия мамы, ей так и не удалось научить свою дочь красиво двигаться. А ведь у любой нормальной девушки, с точки зрения мамы, все это уже изначально должно было быть заложено в настройках, потому что без умения красиво танцевать у нее просто нет никаких шансов в этой жизни… Очевидно, на Олесе девичья природа решила отдохнуть, - потому что в ее чертовых настройках было заложено нечто совсем другое…
С тех пор Олеся больше никогда не танцевала. Нигде и ни при каких обстоятельствах. Поначалу она просто стеснялась и не желала лишний раз выставлять себя на посмешище. Потом стесняться перестала. Но осознала, что просто не хочет ни танцевать, ни быть изящной. Возможно, это уже просто сработал некий психологический протест, наложившийся на детскую травму.
Просто в какой-то момент Олеся осознала, что больше не желает быть нормальной девушкой, - такой, какой всегда хотела увидеть ее мама, и какой она так и не сумела стать, несмотря на все затраченные воистину титанические усилия. И она перестала ломать себя, пытаясь быть женственной и изящной. И просто решила быть самой собой, - такой, какой зачем-то создала ее матушка-природа. И, в первую очередь, она начала серьезно заниматься спортом, посвящая этому много времени и сил. Ей пришлось, скрепя сердце, признать, что лебедушкой она уже никогда не станет, - а вот профессиональной спортсменкой, кстати, вполне могла бы, если бы поняла это чуть раньше. Ну, да ничего, - еще не поздно!.. Главное, все-таки суметь понять, что тебе нужно в этой жизни, и правильно расставить, в конце концов, приоритеты.
Но если бы она осмелилась сказать в свое время об этом маме, та, наверное, просто умерла бы от разочарования…
В детстве Олеся много, кем мечтала стать, когда вырастет. От воздушной гимнастки до космонавта. Но ее мама не желала даже слушать подобный бред и много лет, настойчиво и упорно, внушала дочери, что та должна работать в детском садике. Мол, это - самая подходящая для девушки профессия, а маленькие дети - это же такая прелесть, что и словами не выскажешь… Не в обиду педагогам будет сказано, - их труд весьма и весьма почетен на самом деле, - но вот только подобная карьера не могла присниться Олеське даже в самом страшном сне…
И все-таки обстоятельства сложились так, что однажды голубая мечта мамы чуть было не сбылась. Олесе тогда как раз пришлось уволиться из редакции газеты, - а эта работа была для нее на тот момент действительно смыслом жизни. Олеся чувствовала себя совершенно потерянной, сломленной, и просто вообще не представляла, что ей делать дальше. И мама, подсуетившись, тут же, по великому блату, запихала ее в садик. Уборщицей на полставки…
Олеся там не продержалась и двух месяцев. Для нее это был один сплошной непрекращающийся кошмар… Эти чудесные детки повсюду,- а Олеся никогда не любила детей, боялась их до ужаса и просто вообще не знала, с какой стороны к ним подойти, и на каком языке с ними разговаривать. Поэтому, вымыв те помещения, за которые она отвечала, Олеся просто забивалась куда-нибудь в самый дальний угол и мечтала умереть…
Ей было тогда девятнадцать лет. Но ее жизнь была закончена.
Спасибо одной их общей знакомой за вмешательство. Увидев, в каком состоянии находится Олеська, та просто кинулась к ее маме со словами: “Марина, да что же ты делаешь?! Ты же погубишь девочку!.. Ты посмотри на нее!.. Она же на себя перестала быть похожа; глаза потухли… Она же у тебя пропадет!..”
Ну, может, и не так категорично, - но, в общем и целом, она была права…
После этого Олесиной маме пришлось-таки смириться с тем, что она все же не сможет реализовать свою собственную юношескую мечту через дочь… И ее губы поджались еще более разочарованно…
Олесин прекрасный принц, которого ей сдуру удалось-таки отыскать, не устроил ее маму вообще. Не о таком зяте она мечтала двадцать лет, и она разве что из штанов не выпрыгивала, пытаясь всеми доступными ей способами объяснить это дочери на протяжении всей ее недолгой семейной жизни. А уж народившийся в результате этого нелепого и неудачного брака младенчик вообще, похоже, изначально оказался бракованным. В ее глазах, разумеется.
И вот тут Олеся, будучи еще, что греха таить, очень молодой и глупой, чуть было сама не повторила ошибку своей мамы.
Признаться честно, ей тоже поначалу ничего не нравилось в собственном ребенке. А уж если учитывать, что он достаточно рано начал проявлять свой характер, который оказался не таким уж и простым, то ее даже, отчасти, можно было понять… И Олеся, находясь тогда еще под сильным влиянием мамы, которая вообще, похоже, почему-то возненавидела своего старшего внука с первого взгляда, тоже старательно начала переделывать собственного ребенка и подгонять его под себя.. Ну, а что ей еще оставалось делать?.. Ведь он был совсем не таким, каким она желала видеть своего сынулю; у него всегда были какие-то странные и непонятные Олесе интересы и увлечения, - да и вообще он, к сожалению, все делал не так, вел себя не правильно, и был совершенно не похож на других - нормальных - детей. А самое ужасное заключалось в том, что он казался Олесе уменьшенной копией своего отца, - и это был, наверное, самый страшный его грех…
А ее мама постоянно подливала масла в огонь, подначивала Олесю, поддерживала ее в стремлении переделать несчастного неудачного ребенка. Она постоянно капала ей на мозги, уверяя, что сын у нее получился совсем не такой, как надо, и она вовсе даже и не обязана любить его, такого неудачного и неправильного, зато должна заставлять, наказывать, переучивать…
Но однажды в Олесиной голове что-то вдруг перемкнуло. Она даже сама так и не поняла никогда, с чего вдруг это произошло, и что послужило тому причиной. Просто словно реально кто-то свыше вправил ей мозги, и они вдруг встали на место. И Олеся очень четко осознала, что ее ребенок, - даже несмотря на то, что он - ее ребенок, - вовсе не должен быть каким-то другим, в угоду ей самой или ее матери. Он - другой человек; и у него должна быть своя жизнь, свои интересы, свои потребности, свои желания. Дети - это, в какой-то степени, как лотерея. И они далеко не всегда получаются по образу и подобию своих родителей. Они могут быть совсем другими, и в этом нет ничего страшного. И то, что у них другие интересы, отличные от родительских, еще не делает их плохими. И просто глупо плохо относиться к ним только лишь потому, что они мыслят немного иначе и стремятся к чему-то другому.
И тогда до Олеси дошло, что не стоит искать в собственных детях недостатки, которые, в принципе, и недостатками-то вовсе не являются. Просто все люди разные. И это совершенно нормально.
Слава Богу, что у Олеськи хватило ума понять все это еще тогда, когда ребенок пешком под стол ходил, в буквальном смысле слова, - в противном случае, она могла бы травмировать его психику еще больше. И свою заодно, - да еще и при помощи мамы… В дальнейшем Олеся всегда старалась с уважением относиться к интересам своего сына, - даже если они были ей самой не совсем понятны, - и радоваться любым его достижениям, никогда не считая их несерьезными или незначительными. Она всегда настроена была поддержать его, если ему это потребуется, - но при этом свою жизнь ему предстоит прожить самому; он сам совершит свои ошибки, сам набьет свои шишки и сам будет заниматься тем, чем посчитает нужным.
Мама - это очень близкий человек. Но это всего лишь близкий человек. А не судья и, тем более, не Господь Бог. И она не имеет права вершить чужие судьбы, ломать чужие жизни и указывать, что следует делать. У каждого человека имеется своя жизнь. Которую он проживет так, как посчитает нужным.
На самом деле нужно всего лишь любить своих детей. Это очень просто.
Только, к сожалению, не для всех.
Видео
Источник
Показать полностью
Говорят, если гуманитарий пройдет это головоломку до конца, он может считать себя технарем
А еще получит ачивку в профиль. Рискнете?
НО ТЫ СКАЗАЛА МНЕ...
Однажды Олесе случайно попалось в соцсетях фото ее бывшего мужа. Она не удержалась и сохранила его на рабочем столе, чтобы можно было изредка открывать и поглядывать. Ведь он был там такой няшка, - просто глаз не отвести… Как это ни удивительно, но он даже ни капли не изменился за прошедшие двадцать лет, не постарел, не обрюзг… Видать, правду говорят люди, - маленькая собачка до старости щенок… И костюмчик, похоже, на нем был тот же самый, - мешковатый, плохо сидящий на его худой долговязой фигуре… Хотя, нет, такого, вроде бы, не может быть даже чисто теоретически, - ведь он истлел прямо на нем еще во время их счастливого семейного проживания, хотя Олеся, по настойчивой просьбе мужа, еще долго и тщетно пыталась его реанимировать… И видеть все это было так странно…
И вот теперь, когда Олесе временами становится совсем хреново, когда все проблемы разом наваливаются и душат, и кажется, что сил справляться с ними больше нет, Олеся смотрит на его фотографию, и ей сразу же становится легче. И именно в такие моменты она необычайно остро осознает, насколько она счастливый человек, и как ей вообще несказанно повезло в этой жизни. Потому что однажды она нашла в себе силы окончательно вышвырнуть из нее вот это…
Когда-то она была всего лишь глупой девятнадцатилетней девчонкой, повстречавшей свою первую любовь. Тогда как Гера - по возрасту - был уже полностью взрослым почти тридцатилетним мужчиной, как на грех, именно в этот момент пришедшим к мысли, что ему давно уже пора хоть с кем-нибудь сочетаться законным браком, а то окружающие уже начали подозрительно коситься на него и в чем-то его подозревать. А мнение других людей значило для Геры очень много, поэтому для него было крайне важно доказать им всем свою полноценность и состоятельность.
И вот, среди миллионов гораздо более подходящих ему и по возрасту, и по взглядам, и по образу жизни, мечтающих о замужестве и действительно готовых стать примерной женой и матерью семейства девушек, этот несчастный убогий закомплексованный мужчинка выбрал наивного невинного ребенка, чуть ли не со школьной скамьи, который к этой самой семейной жизни был совершенно не готов, никогда не мечтал о ней и вообще в принципе не желал такого счастья.
Гера искренне полагал, что легко сможет подмять под себя глупую неискушенную девочку и без труда заставить ее принять все свои убеждения. Чужая судьба и чужие чувства на самом деле волновали его не слишком сильно, и он даже ни на миг не задумывался о том, а стоит ли ломать ей жизнь в угоду своим прихотям.
И поначалу ему все это, вроде как, даже и удалось, и он решил, что добился успеха в своем начинании. Наивная Олеська влюбилась в казавшегося ей таким взрослым мужчину со всем пылом неискушенной юности. Она вообще никогда прежде не мечтала о замужестве. Вместо этого она чуть ли не с колыбели собиралась уехать в Москву и поступить на журфак. Она работала в газете именно для этого, - потому что для поступления необходимо было два года опыта подобной работы. Она никогда не видела себя в роли степенной матери семейства, зато собиралась спасти и изменить этот мир, осчастливить все человечество, и, подобно Моисею, вывести людей на свет и избавить их от многовекового рабства…
Она хотела слишком многого. Он желал, чтобы она стала его женой. И он решил, что она просто обязана отказаться от всех своих нелепых идей и поставить во главу угла его счастье.
“Но ты сказала мне, это мечты, и ничего в них нет, вот и все, что сказала мне ты!..”
Только в их случае все получилось с точностью до наоборот…
Олесин милый без труда убедил ее, восторженную возвышенную дурочку, что в этом мире нет ничего важнее их великой любви. И она даже на какой-то миг согласилась с ним, потому что тогда она, по простоте душевной, не знала одной банальной истины: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда… Георг был очень умным человеком на самом деле и талантливым психологом в придачу. И в своей юной возлюбленной, несмотря на всю ее молодость, наивность и инфантилизм, он сумел разглядеть огромный потенциал для будущей совместной жизни.
Георг увидел в Олесе потенциальную жену - маму, способную взвалить на себя огромную ответственность, готовую вкалывать на трех работах без выходных, чтобы достойно содержать свою семью и воспитывать детей. Причем, дети были обязательным условием, - ведь все окружающие должны были наглядно убедиться в том, что он, Гера, полноценный мужчина, способный иметь потомство. Но первоочередной задачей своей жены он видел желание ограждать любимого мужчину от всех проблем и невзгод этой тяжелой жизни. Единственной обязанностью этого чудесного мужа и детопроизводителя должно было стать лежание на диване кверху жо… ну, то есть, кверху ногами и рассуждения о несправедливом устройстве этого бренного мира. Гера всегда считал, что работа - это совершенно не мужское занятие; работа - это для быдла, к каковому он, разумеется, не относился. Он пытался уверить Олесю, что деньги и квартиры - это нечто грязное и мещанское, а они будут безумно счастливы даже без всего этого, питаясь, наверное, воздухом и порхая друг над другом, как бестелесные ангелочки…
И Олеська поверила. Сдуру. Но много ли вы видели умных девятнадцатилетних девушек, охваченных пылом первой любви и искренне верящих, что это - на всю жизнь?..
Они долго тянули друг друга в разные стороны, безуспешно пытаясь изменить. В общей сложности, лет семь. Гере, как на поверку оказалось, не нравилось в Олесе ничего. Он хотел заставить ее читать другие книги, слушать другую музыку, смотреть другие фильмы. Он возмущался и обижался, потому что Олеся твердо держалась за определенные устои и не желала отказываться от них в угоду ему. Ее глупые мелкие мещанские интересы не подходили для такого высокообразованного интеллигента, как Георг, и поэтому он не сдавался и был упорен в своих стремлениях. Но подлая Олеська, хоть и была поначалу сильно влюблена и искренне пыталась угодить своему любимому, тем не менее, твердо отстаивала свое право читать Джекки Коллинз, а не военную научно-техническую литературу, которую упорно подсовывал ей милый. И фильмы она желала смотреть художественные, а не документальные о политике и различных общественных деятелях. А самой ужасной ее ошибкой было, наверное, то, что она упорно отказывалась боготворить Алсу и петь дифирамбы Анжелике Варум, настаивая на том, что ей больше по вкусу певцы, музыканты и актеры мужского пола…
Со своей стороны, Олеся практически силой заставляла его мыться, - ведь до рокового знакомства с ней этот интеллигент во втором поколении искренне полагал, что от “купания” чаще одного раза в неделю можно смертельно заболеть. Олеся с руганью и истериками гнала его в магазин за одеждой, - для него, не для себя!.. - потому что ему реально было нечего надеть. А то, что имелось, представляло собой одно сплошное недоразумение.
Можете представить себе мужские трусы, - простите за интимную подробность, - от которых не осталось даже лохмотьев, просто одна сплошная дыра с парой ниточек, еще удерживающих остатки расползающегося материала?.. Но Гера вцеплялся в эту дыру с отчаянным криком: “Их же мне мать подарила!!!”
Смешно сидящий на нем старомодный костюмчик “а-ля восьмидесятые” протерся до дыр, но Гера отказывался вылезать из него и ходил в нем, в буквальном смысле слова, и в пир, и в мир, и в добры люди. А на любые попытки Олеси уговорить его одеть что-то другое лишь начинал кричать: “Ты не понимаешь, - мне его мать купила на выпускной в школе!!!” Да нет, Олеся все это прекрасно понимала. Вот только это чудесное памятное событие случилось уже почти без малого двадцать лет назад…
А еще у мужа имелся дорогой его сердцу китайский пуховик цвета детской неожиданности, - он настолько выцвел и вылинял со временем, что теперь, глядя на него, невозможно было даже предположить, какого цвета он был изначально, - то ли желтый, то ли зеленый, то ли коричневый. У Олеси был такой же лет десять назад, когда они только-только начали появляться в нашей стране. И, кстати, у этого Гериного пуховика была очень интересная изюминка: за все эти годы его ни разу не стирали и не сдавали в химчистку. Они с мамой много слышали о том, что после стирки эти пуховики приходят в негодность, и не желали рисковать.
И это правда, кстати. Насчет негодности. Поэтому подобных раритетов на тот момент ни у кого уже не было…
Но отдельного упоминания заслуживает Герина шапка-ушанка. Такие тоже были в моде в их городе много лет назад. В принципе, это были очень даже неплохие теплые шапочки, заячьи, с висящими ушками, - как раз для наших российских зим, которые были тогда достаточно суровыми. У Олеси тоже такая некогда была, и она очень ее любила…
На Гериной шапке от времени практически не осталось меха, - он был полностью истерт. Разве что на макушке. И эти болтающиеся ушки с огромными проплешинами реально пугали… Потому что не каждый бомж решится надеть нечто подобное. Зато образованный и интеллигентный молодой мужчина, тридцати с небольшим лет, носил ее гордо и повторял, как заведенный: “Мне ее мать из Питера привезла, когда я еще в школе учился!..”
Но самой большой подлостью со стороны Олеси было то, что она изо всех сил пыталась заставить своего мужа работать. Хотя бы немного, пусть хоть время от времени… Упаси Боже ее грешную душу за такие страшные намерения по отношению к любимому человеку… Сама Олеся, в принципе, вовсе не была меркантильна, золота и бриллиантов не требовала, - но вот их подлый ребенок все-таки должен был иногда кушать… Жили они всегда очень экономно. Денег не было даже на транспорт. Но ведь это не страшно, - с колясочкой через весь город, в любую погоду, просто милое дело, - да и для здоровья полезно… За детским питанием, которое было на несколько копеек дешевле в магазине, находящемся в другом районе города. А население города на тот момент было почти миллион жителей…
Да, кстати, все пять лет счастливой супружеской жизни Олеся питалась практически одной молочкой. И то, - по остаточному принципу, - то есть, покупали ребенку, а ей доставалось то, что он не доел. Но она даже и здесь не роптала. Зато фигура в порядке… И продолжала надеяться на лучшее…
Но вот однажды ее любимый муж, в которого она все эти полуголодные годы старалась верить, произнес свою коронную фразу: “Ты слишком много от меня требуешь! Я не могу зарабатывать столько, чтобы каждый день покупать тебе литр молока и литр кефира!..”
А ведь это было единственное, что они ели… И никак сократить это еще больше было уже попросту нереально и невозможно…
Олеся еще поняла бы, - постаралась бы понять, - если бы речь шла о банке икры и килограмме сырокопченой колбасы в день… Да, тут можно было бы и не потянуть, - ведь существуют же еще и другие необходимые расходы… Но они говорили всего лишь о молоке и кефире…
С тех самых пор Олеся жила вдвоем с сыном. Их папа ни разу за двадцать лет не изъявил желания хотя бы взглянуть на своего некогда такого долгожданного наследника. Просто благополучно вычеркнул его из жизни вместе с бывшей женой. Но это, наверное, даже и к лучшему…
Да, в Олесиной жизни после развода было немало такого, о чем ей потом было страшно даже вспоминать. Ей и работать приходилось годами без выходных, и в долгах временами тонула, пока не научилась зарабатывать, и рыдала взахлеб по ночам от отчаянья и дикой жалости к себе. Но уж что-то, - а молочные продукты у нее в холодильнике никогда не переводились даже в самые тяжелые времена. А порой и икра с сервелатом пускали корни…
Худо ли, бедно ли, - но все выжили. И Олесин бывший муженек, похоже, тоже не пропал. Нашел-таки себе жену-маму, которая о нем, наверное, заботится все эти годы. Завел другого ребенка, - без сомнения, гораздо более удачного. Самое главное, что там, в той семье, ему позволяют не работать. Похоже, ценят и берегут, - не то, что Олеська…
Но нельзя отрицать теперь, что в одном Гера был прав. Некогда совершенно не готовая к жизни глупая инфантильная девочка оказалась на многое способна. И она вовсе не собиралась останавливаться на достигнутом. Просто иногда Олесе тоже, как и всем людям, становится немного грустно. И тогда она открывает на рабочем столе фотографию своего мужа и смотрит на него. И это мигом излечивает любую хандру.
В такие моменты Олеся всегда понимает, что она - очень счастливый человек.
Видео
Источник
Показать полностью
1