Поэтика мертвого. Гошины истории
Познакомиться с началом гошиных историй и самим Гошей можно здесь. Это история третья и возможно последняя.
Мой друг. Мой мертвый друг сидел передо мной уставясь слепыми глазами в экран телевизора. Моя рука не сжимала пистолет, у меня не было ножа, однако я убил его, убил голыми руками. Это был короткий тычок в лицо с близкого расстояния, он опрокинулся с табуретки и врезался затылком в батарею... За что я убил его, да важно ли это? Ведь важно то, что он мертв. Ну, хорошо, хорошо, я убил его из-за того, что он переспал с моей бывшей женой, но как это мелко по сравнению с тем, что сделал я. Лишил человека жизни и ввергнул его в состояние смерти.
Смерть была красива, она словно теплый плед окутала моего друга с ног до головы, придала ему торжественности и величия. Я думаю, что он должен был быть мне благодарным за эту быструю смерть. К наступлению утра я уже полностью реабилитировал себя перед своей совестью.
С ним было интересно разговаривать, вернее говорил я, а он только смотрел на меня своими глубокими серыми глазами, мы посмотрели телевизор, обсудили новости дня. Однако надо было поспать, бессонная ночь, проведенная в компании мертвого, хотя и друга и бутылки Гжелки давала о себе знать.
А посреди ночи он вдруг засвистел, сначала спросонок я решил, что это один из моих странных снов, столь частых этой осенью. Но этот свист был гиперреальным. Я открыл глаза и увидел, что, сидя в кресле, мой друг, широко открыв рот и глядя на люстру, издает из своей утробы протяжный свист, даже не свист, а вой исторгающийся из него в причудливой очень высокой тональности. Этакий чайник, решенный безумным дизайнером в роли трупа и в натуральную величину... Я встал с кровати и внимательно посмотрел на друга, свист не ослабевал но и не усиливался, но спать в такой обстановке было решительно невозможно.
"Прекрати, пожалуйста, ты мешаешь мне заснуть, я и так перенервничал из-за твоей смерти, а ты еще и спать мне не даешь", - очень корректно попросил я его. Но на него это не подействовало, тогда я решил, заткнуть ему рот своей майкой, которая валялась тут рядышком на полу. Сделав из майки подобие кляпа, я подошел к нему. Неожиданно он, чистым и явно не своим голосом громко продекламировал:
Пыльный пригорок, поросший бурьяном,
Тихо сгорает костер.
Мертвый монах, крестом благородным,
Благословляет простор.
Я на секунду остолбенел. Не из-за того, что мой друг вдруг заговорил, что согласитесь в его состоянии было довольно таки странно, а из-за того, что он всегда терпеть не мог стишки и вообще был чужд цветистых, рифмованных фраз. То, что он рано или поздно заговорит, я не сомневался, я почти в это верил... Но чтоб так. И тогда я задал ему банальный и идиотский вопрос: «Так ты говоришь». Он ничего не ответил, зато он прекратил и свистеть, а значит можно поспать.
Когда я заснул, мне приснился странный сон, будто я начальник концлагеря для неполноценных сконструированного для окончательного решения больного вопроса в рамках операции Т4 . Я иду в офицерской форме несуществующего тоталитарного режима и бью по глупым и наивным лицам больных пластиковым стеком... И при этом радуюсь, радуюсь, радуюсь... На этом бы я наверно закончил бы свой нелепый рассказ. Но утром, едва раскрыв глаза, я увидел стоящего надо мной друга. Кадавр снова прочел мне свой стих.
Домик с резными окошками.
Везде чистота и покой,
Девочка с тонкими ножками,
Машет в петле головой.
А потом он с хрустом опустил мне на голову мясорубку. В конце я успел подумать, «А чего это я решил, что он мне друг? Я даже не знаю, как его зовут. И женат я никогда не был. Так какой-то водопроводчик или кто там из службы быта и зачем я его пригласил выпить с собой... Хотя, в конце концов, и я смогу красиво свистеть по ночам как чайник или читать стихи как по радио....
Свист тепловоза на станции дальней
Рельсов кровавый компот.
Конюх Пахом с перерезанным горлом,
Воду холодную пьет.
За этот грех
Только что был на пиру
роскошностью богатом;
Диковин вкусных на столу
Не описать и матом.
Шум чавканья, ножей и вилок
Привносил и стар и мал;
Маловатым показался
Величайший в мире зал.
Миллионы рож довольных
Присыщиных крутой едой,
Как мурашек произвольных
Вызвать можно лишь хуйнёй.
Поворов крутых шедевры,
В рот пихая, проч бегут;
А в помойниках уборных,
Лайки тысячами жмут.
Мир, как есть, не перекошен,
Он таким всегда и был;
Бриллиант толпе не нужен
Лишь бы лился с хари жир.
Где-то, кто-то постарался —
Изобрёл крутую вещь,
Но свинарник восторгался,
Что на жопе вырос прыщ.
Вычеркнуть из списка умных
Цивилизацию пора,
В переполненых уборных
Лайков больше у дерьма.
Мозг разумных отменился —
Кто какашкой отличился?
Халявой нета вновь питался,
А лайк оставить испугался.
Нет благодарных на перу—
Миллиард на тысячу
И в эту чёрную дыру,
С намёком в дверь мочу.
Дарвина не восхваляйте,
Мы же лучше обезьян.
Лаки ставте и пишите,
За этот грех не будет бан.
05/28/2024
Уйти б, не оставив следов…
Уйти б, не оставив следов, неважно куда.
Прощайте, земля, фотопленка, блокноты и люди.
Исчезну как верность и искренность, как доброта.
Никто не запомнит, а, значит, никто не забудет.
ВК: https://vk.com/alex_fourth
Telegram: t.me/alexfourth44
Портрет советского поэта Е.А. Долматовского с ППШ. Колоризация
С 1939 по 1945 год Долматовский в качестве военного корреспондента находился в действующих частях советской армии. В 1941 году попал в окружение и был взят в плен, из которого бежал снова на фронт (эти события отражены в написанной им повести «Зеленая брама»).
ТГ канал с раскрашенными фронтовыми фотографиями: https://t.me/war_in_color
Здесь и там...
Где существует здесь и там,
Живётся радостно глистам.
В пространстве им воздвигнут храм,
Чтоб вредить и им и нам.
Всегда лучше за окном,
Там кладут другим дерьмом.
И этот ГОРЕ ПРОМЕЖУТОК
Косит левых/правых уток.
Наивной смелости намёк
Что их почётный сгнил пенёк.
И из-за этой вот скотины
В головах гарцуют вилы:
— А мы лепим вкусно мины...
— вопхну как я до половины...
Вы не достойны нашей глины
Не простим мы вам вины
За то что джинсы из коры,
И ебут не камары.
Вы не львы, а бараны,
И как всегда, опять должны!
Вот там очко, а здесь пизда
И хуй гордится иногда.
И спорят гордые соседи
О серебре, железе, меди.
Кто здесь пидор, а кто леди?
И просак по середине
Делит этих не других.
И если рот сюда добавить,
То кто тогда всем будет править?
Война БОГОВ с одной пропиской
Высоконравственной и низкой,
Не завершится никогда,
И это вам не ерунда.
Чужой престол всегда богаче,
И не может быть иначе.
В математической задаче,
Где существуют ЗДЕСЬ и ТАМ
Всегда комфортно жить понтам,
На сём и зиждится наш храм.
Так выпьем же за этот срам,
За наши здесь,
И то что там...
05/25/2024
Поэзия
Я никогда не любила поэзию, сейчас поняла почему. До поэзии надо дорасти, переработать свой внутренний мир и развернуть его совсем в другую сторону.
Есть поэты, которые гонятся за красивым словом. А есть поэты, которые обладают очень развитым вторым зрением. Я, как обычный человек, не могу понять как поэты видят картину мира, но как будто бы они видят её совсем другими красками. Они видят более тонкую психику бытия и оторваны от пыли земного попечения.
Как писал Маяковский: "поэзия вся - езда в незнаемое".
Это из современников:
Ты просто будь собой,
Простым, нормальным человеком.
Ты вечно борешься с судьбой,
И иногда зовёшься имяреком.
Все роли заняты давно,
И в той, и в этой жизни.
Тебе быть может, всё равно,
Что суть твоя - одни эскизы.
Штрихи, наброски и сюжеты,
Всё вместо красочной картины,
Но не жалеешь ты об этом,
Свои пороки выставляя на витрину.
Играть не стоит чью-то жизнь,
Копируя чужие стиль и суть.
От идолопоклонства воздержись,
Ведь прожитые годы не вернуть.
Источник: https://poembook.ru/poem/3004521-roli-uzhe-zanyaty
Пухнут улицы листьями, фарами...
Пухнут улицы листьями, фарами,
Ходят люди прозрачные парами,
Не влюблённые - просто сращенные.
Музыкой сфер как обычно стращенные
Даже по парку пройдя по безлунному,
Слову предавшись извечно безумному,
В лужах я вижу блаженство лица,
Понимая: вишу на пере у творца.
Так проходят за бликами дни,
Кошек белых рождают огни.
Сон уходит, спускаются звезды.
Керосином пропитана простынь.
Поднимаюсь. Для неба - не быстро,
И смотрю из окна я на пристань:
Корабли из ламийских костей,
Погружается солнце в Кастель.
Опускает Сехмет свой шуршащий подол,
Выливаю все мысли и в стол, и на стол.
Выхожу. Кто-то выключил окна.
Вытекаю в проулок Домокла.